Знаменитые судебные процессы

Ответ едва слышен. А Пейр уже переходит к ужасному вечеру 21 августа, когда Виолетта совершила вторую попытку.

Она снова повторяет все то, что однажды уже проделала. Тридцать шесть таблеток веронала растерты в порошок и разложены в два бумажных пакетика. Третий пакетик приготовлен для себя: предполагается, что она принимает то же лекарство, что и родители, ведь лечение сифилиса продолжается. Но содержимое этого пакетика безвредно, да и по форме он отличается от двух других. Виолетта не боится ошибиться. Она запаслась поддельным письмом от доктора Дерона, и у родителей не возникает никаких подозрений.

Яд сделал свое дело. Несколько часов Виолетта провела, прислушиваясь к хрипам и стонам родителей, изредка заходила в их спальню. Когда отец с матерью затихли, Виолетта обыскала дом в поисках денег, но обнаружила всего три тысячи франков. Она захлопнула за собой дверь квартиры и исчезла в ночи.

Целые сутки она бесцельно бродила по городу и возвратилась домой вечером 22 августа, чтобы довести дело до конца. Мертвый отец лежит в постели. Подушки запятнаны кровью. Мать свалилась на пол и находится в бессознательном состоянии; Виолетта волоком подтаскивает ее к кровати, затем укладывает рядом с отцом и раздевает. После этого открывает газ и будит соседей. Ее родители, объясняет она, покончили с собой. Только что, придя домой, она обнаружила их мертвыми.

Полиция тут же устанавливает, что о самоубийстве не может быть и речи. Цифры на счетчике свидетельствуют, что с момента последнего снятия показаний расход газа был весьма незначительным. Кроме того, у госпожи Нозьер характерные признаки отравления ядом. На следующий день полицейские приводят Виолетту к постели лежащей без сознания матери. Охваченная паникой, Виолетта в ужасе убегает. Теперь нет сомнений, преступление совершила она.

Виолетту арестовали пять дней спустя. Ее привел в полицию мужчина, к которому она подошла на Марсовом поле и который узнал ее по портрету, помещенному на первых полосах газет.

Председатель суда говорит долго, но внимание публики ни на минуту не ослабевает. Одно дело все знать на газет — пресса постаралась и не раз писала о преступлении. Другое дело слушать перечисление подробностей здесь, в присутствии смертельно бледной девушки, подавленной пристальным вниманием к своей особе.

Председатель суда Пейр снова обращается к Виолетте. С трудом скрывая обуревающие его чувства, он спрашивает ее:

— Когда родители на ваших глазах поднесли к губам стаканы с ядом, вы не попытались остановить их, зная, что убиваете?

Виолетта не выдерживает; с громким воплем она падает на пол:

— Оставьте меня, оставьте меня в покое!

Ее защитник метр де Везин-Ларю пробует успокоить подзащитную. Виолетту уводят, и доктор Си-кар, врач Дворца правосудия, делает ей укол. Через несколько минут она возвращается на скамью подсудимых. Шляпка потеряна, волосы всклокочены. Она бела как мел. Пейр снова переходит в наступление:

— Почему после неудачной попытки в марте вы снова покушались на жизнь родителей в августе? Скажите об этом господам присяжным.

Виолетта теряет сознание. Судебное разбирательство вновь прерывается. Когда обвиняемая возвращается в зал, председатель суда спрашивает доктора Сикара, можно ли продолжать заседание.

— Думаю, можно, господин председатель. Она мне только сказала: «Как это жестоко!» На что я ответил: «Это как горькая пилюля, которую надо проглотить».

В зале раздается чей-то смех. Пейр не смеется. Ледяным тоном он произносит заключительные слова:

— Я напрасно пытался найти хоть какой-то факт, могущий служить смягчающим обстоятельством. И ничего не обнаружил. Если подобный факт есть, я разрешаю вам сказать о нем, девица Нозьер.

Девица Нозьер! Унизительное обращение. Виолетта поднимается с места. По-видимому, она глубоко взволнована:

— Господин председатель, я прошу у вас прощения, я прошу прощения у всех за то, что сделала. Я молю, чтобы мать простила меня!

Впервые публика почувствовала нечто вроде сострадания. Заседание заканчивается после допроса свидетеля Дерона, врача, ставшего невольным соучастником Виолетты. Но Дерону почти нечего сказать, или он не желает говорить. Он предусмотрительно ссылается на недопустимость нарушения профессиональной тайны.

Одиннадцатого октября 1934 года до предела возбужденная толпа берет Дворец правосудия приступом, заполняя внешние галереи, которые ведут в зал присяжных. Желающие попасть сюда прибывают на глазах, и, чтобы сдержать их напор, приходится вызвать роту республиканских гвардейцев.

Все хотят присутствовать на сегодняшнем заседании, во время которого юной отцеубийце Виолетте Нозьер предстоит встретиться Лицом к лицу с матерью и любовником.