Оглушительный раскат грома заставляет Еву-Лотту вздрогнуть. Вообще-то она не боится грозы. Но сейчас, именно сейчас, когда она одна в Прериях… Ой, как неприятно здесь стало вдруг! В кустарнике темно, и в самом воздухе чувствуется что-то страшное и зловещее. Почему она не дома?.. Надо спешить, спешить изо всех сил.
Но сперва надо забрать Мумрика. Рыцарь Белой розы остаётся верен своему долгу, даже если сердце у него ушло в пятки. До камня рукой подать, всего несколько шагов мимо вон тех кустов… Ева-Лотта бежит…
Сначала она только тихонечко всхлипывает. Стоит совсем неподвижно, смотрит и всхлипывает. Может быть, о, может быть, это ей только снится?.. Может быть, там вовсе и не лежит… не лежит кто-то, скорчившись, возле камня?..
Потом Ева-Лотта закрывает лицо руками, поворачивается и бежит. Странные, ужасные звуки рвутся из её груди. Она бежит, хотя ноги её подкашиваются. Она не слышит раскатов грома и не чувствует дождя. Не чувствует, как ветви орешника бьют её по лицу. Она бежит, как бегут во сне от неведомой опасности.
Через Прерии… Через мост, по хорошо знакомым улицам, вдруг опустевшим под проливным дождём…
Дом! Дом! Наконец-то! Ева-Лотта толкает садовую калитку. Там, в пекарне, – папа. В белой пекарской одежде он стоит среди своих противней. Большой, спокойный, как всегда. Стóит только подойти к нему поближе, как ты весь окажешься в муке.
Да, папа – такой же, как всегда, хотя мир вокруг переменился – стал зловещим и в нём больше невозможно жить… Ева-Лотта опрометью кидается в объятия отца, прижимается к нему, крепко-крепко обвивает руками его шею, прячет залитое слезами лицо у него на груди и жалобно всхлипывает:
– Папочка, помоги! Старик Грен…
– Что случилось, доченька, что с ним такое?
А она отвечает совсем тихо, дрожа всем телом:
– Он лежит мёртвый в Прериях.
8
Неужели это тот самый городок, который совсем недавно был сонным, спокойным, тихим?
Сейчас его не узнать. За какой-нибудь час всё переменилось. Городок жужжал, словно пчелиный улей. Полицейские машины приезжали и уезжали, телефоны звонили, жители обсуждали, строили догадки и предположения, волновались, спрашивали полицейского Бьёрка, правда ли, что убийца уже схвачен. И озабоченно качали головами: «Вот ведь как нехорошо вышло с беднягой Греном… да-а-а… А впрочем, он и сам-то был не такой уж чистенький, так что, может, оно и не удивительно… хотя всё же… Вот ужас-то какой!»
Огромные толпы любопытных устремились в Прерии. Но вся территория вокруг Усадьбы была оцеплена и никого не пропускали. Полиция удивительно быстро перебросила туда своих людей.
Расследование было в полном разгаре. Всё фотографировалось, каждый метр земли исследовался, всё заносилось в протокол. Оставил ли преступник хоть какие-нибудь следы? Нет, ничего! Если что-нибудь и было, всё смыл проливной дождь. Даже окурка не нашлось. Судебный врач, обследовавший тело, мог только установить, что Грен был убит выстрелом в спину. Бумажник и часы его остались целы. Очевидно, убийство было совершено не с целью ограбления.
Комиссар уголовной полиции хотел поговорить с девочкой, которая обнаружила тело, но доктор Форсберг ему не разрешил.
– Девочке надо успокоиться и прийти в себя, – сказал он.
Как ни тревожила комиссара такая задержка, пришлось повиноваться. Во всяком случае, доктор Форсберг смог ему рассказать, что девочка плакала и часто повторяла: «Он в зелёных габардиновых брюках!» Очевидно, она имела в виду убийцу.
Но нельзя же рассылать по всей стране описание примет, где будет значиться лишь пара зелёных габардиновых брюк! Даже если девочка видела именно убийцу, в чём комиссар не был убеждён, тот к этому времени наверняка успел переодеться. И всё же на всякий случай комиссар разослал во все полицейские участки телеграммы с указанием следить за всеми подозрительными габардиновыми брюками. Оставалось только продолжать расследование и ждать, пока девочка настолько поправится, что с ней можно будет обстоятельно поговорить.
Ева-Лотта лежала в маминой постели. Более безопасного места она не могла себе представить. Пришёл доктор Форсберг и дал ей лекарство, чтобы она хорошо спала и не видела страшных снов. К тому же мама и папа обещали сидеть около неё всю ночь.