Знамя, 2008 № 08

Петров… Нет, Петряев… Нет-нет, Петрушин, подполковник. Интендант высокого чина. Прислал девчонку с ефрейторскими лычками и с ней бумагу за лишние три бочки моего бензина. Эти три бочки он, пройда, уже получил вперед.

“И отправь ее завтра…” - разрешил он мне по телефону, с улыбкой в голосе.

Хотя и ждал, я с некоторой растерянностью смотрел теперь на живую оплату. Ефрейтор-блондинка. Едва глянув, я обалдел. Был ошеломлен… Никогда здесь таких не видел… Чтобы живьем. Чтобы в двух шагах.

Однако слишком скоро грянул новый звонок - уже свыше. Уже приказом!.. Срочно отправить связную к генералу Коробейникову. Нет, до утра никак не терпит… Отправить сегодня же, до обеда. И не удерживай ее, майор! У связной важные бумаги…

И бросили трубку. Еще бы!.. Еще бы бумаги у нее не были важные. Такие ноги. Такие глаза!

Мы - двое - были с ней как раз на моей лунной полянке. Отделенные от войны боярышником. И от всего шумного мира тоже. Надежно отделенные… Когда раздался звонок… Я только-только распускал свои перья. Хвост… Показывал ей это чудо - мою полянку. Обрывчик к малому ручью… Луг с разнотравьем. Виды… Все мое и уникальное.

Она молчала. С легкой согласной улыбкой молчала: “Какое лето!..” - вдруг сказала. Я потрогал ее груди. Они были маленькие. Она осталась спокойной. Она даже не задышала заметнее. Только вдруг значаще кашлянула… Потому что уже случился тот звонок. Потому что эти ее грудки уже были не мои. И не ее… И вообще грудки были не здесь.

Грудки уже были у генерала Коробейникова. Мощного. Лысого. Умеющего пить коньяк прямо из горла… Еще и басок густой. Чтобы пугать до смерти прапоров.

Девчушка-ефрейтор тотчас и уехала. А я остался один на один с красотой своей личной и уникальной полянки. Ходил взад-вперед… Ручеек булькал мелкий-мелкий. Полянка благоухала.

ФОРЭВА… Крамаренко вбегает, весь в своих заботах, но счастливый. Привезли автоподъемник.

- Александр Сергеич!.. Додавили мы их.

“Их” - это техбазу штаба.

Крамаренко, не присев, - готов опять бежать:

- Я хочу насчет запчастей. Ребятки с базы нас дурят, Александр Сергеич… Глаз нужен!

- Да остынь ты.

- Ни. Невозможно… Я чего думаю - я попрошу у них запчастей побольше. Выпрошу… И с этим запасцем мы доведем до ума, починим еще и наш сломанный подъемник. Заодно!

- Ну, давай.

- Можно, я их подмажу малость нашей солярой?.. Это ж нам, т-рищ майор, много дешевле выйдет.

Мне не до Крамаренки. Но он прав - два автоподъемника лучше, чем два солдата с хроническим плечевым вывихом.

Килай - довольно безликий на этой дороге пунктик, излюбленное место для засад. Начиная с Сержень-Юрта вся дорога на Ведено из самых опасных… Но в прошлом году (да и в этом) засады случались чаще всего как раз за Килаем. Нет-нет и щеголявший английским словцом, Коля Гусарцев прозвал это безликое место Форэва. Новое имя звучало ласково и женственно. И чем-то смутным слегка волновало! (Возможно, красиво припрятанной опасностью. Тебя обманывали созвучием.)

Однако же пригодилось.

По загудевшему, затрясшемуся мобильнику я вижу, что звонит Гусарцев. Ага!..

Примерно полминуты он молчит. Это тоже их штабной прикол. Только дышит в трубку… Молчком… Наконец подает голос, но не словом, а пением. Вдруг я слышу, он чуть дурашливо напевает:

- Навсегда, навсегда, навсегда-аа-а…

Это значит, Форэву проскочили удачно.

- Молодцы! - говорю я.

- Стараемся!

Я перебрасываю запотевшую трубку в другую руку. При этом гляжу на нее с уважением, даже с восхищением. Как же она, попискивающая, позвенькивающая трубка, облегчает жизнь… Чудо войны!

- А что наши шизы?

- Нормально. Они на заднем, - Гусарцев снижает голос до полушепота. - Дремлют… В обнимку с любимым стволом.

Ну, наконец-то!.. Я вдруг взволнован. Я вдруг соображаю, что уважения заслуживает не только мобильная трубка - но и сам Коля. Заодно, конечно, вспомнилось, как я суров был с ним три дня назад. (В том откровенном разговоре под водку… Или это уже четыре дня?)

- Коля… Хочу сказать… Я благодарен тебе за пацанов.

- Да ладно, Саша.

Он так запросто это сказал:

- Да ладно, Саша.

И больше голос его я не слышал. Уже никогда.

(Окончание следует)

пообещай мне страшный рай…

Об авторе

| С 1989 года Бахыт Кенжеев - постоянный автор “Знамени” (последняя публикация см. N 10, 2007 г.).

* * *

“Небесные окна потухли”.

“Ты что? Неужели беда,

и чёрные звёзды, что угли,

погасли, причём навсегда?”

“Вот именно - в области света

сложился большой дефицит,

и даже случайной планеты

нигде в небесах не висит.

Материя стала протеем,

объявлен бессрочный антракт”.

“Но как мы с тобою сумеем

узнать этот горестный факт?”

“Никак! Постепенно остудят

глубины земного ядра,

и жизнь у любого отсудят,

включая лису и бобра.

Лишь ангел, угрюмый неряха,

очки позабыв впопыхах,

пройдёт по окраине страха

с мечом в невесомых руках”.

* * *

Есть государственная спесь:

брести за царской колесницей

колонне пленников. Бог весть,

кому она сегодня снится,

страна проскрипций. Чистый лоб

весталки. Сгорбленная выя.

И в цирках каменных взахлёб

гремят оркестры духовые.

Есть долгий звук - и узкий свет.

Прощай. Прости. Позволь на память

одну из самых тёмных бед