Знамя девятого полка

А человек, негромко и удовлетворенно спросив о чем-то великана в меховой жилетке, поднялся и, припадая на одну ногу, подошел к беглецам. У него были небольшие усики, аккуратно подстриженные над верхней губой, и темные внимательные глаза.

Все в нем, несмотря на хромоту и необыкновенную пятнастую куртку, изобличало спортсмена или военного.

– Ну, как говорится, с прибытием, граждане,– совершенно чисто по-русски и чуть-чуть насмешливо сказал он.– Откуда пожаловали?

– Из концлагеря Догне-фиорд, – мрачно отрубил Шмелев, и рыжая собачонка, обнюхивающая его ноги, при звуках густого голоса отпрянула и заворчала.

Человек в пятнастой куртке сдержанно усмехнулся.

– Видите, даже зверек сомневается, – все так же ровно сказал он и, помолчав, спросил:– Догне-фиордом командует майор Шлеппе?

– Никак нет. Капитан Хазенфлоу.

Допрашивающий помолчал еще с полминуты. Его черные глаза, обведенные тенью многодневной усталости, соскользнули с лица Шмелева и остановились на плотно сомкнутых бледных губах Ивана.

– Так. Сами из каких мест?

– Ленинградский.

На лице человека ничего не отразилось, только в его усталых глазах Иван заметил какую-то быструю искорку – то ли подавленной недоверчивой усмешки, то ли оживления. Но искорка мелькнула и погасла. Голос партизанского командира – теперь это стало уже несомненным для Ивана – был по-прежнему невозмутим.

– И как давно из Ленинграда?

– Девятого июля прошлого года.

– Где служили?

– На Краснознаменном Балтийском флоте.

– Старшина, офицер?

Шмелев пристально посмотрел на спокойное лицо человека за столом и коротко усмехнулся– нет, немцам и их здешним пособникам не было нужды забираться в такую высокогорную глушь и рядиться в такие куртки, неотличимые от стволов сосен, травы и прошлогодней хвои.

– Офицер.

– Ну, что же… В Морском музее бывали? – неожиданно строго спросил партизан в пятнастой куртке. Теперь его лицо было непроницаемо-серьезно: он нащупывал тот мостик, на котором провокатор, заброшенный в партизанский тыл, мог наверняка оступиться.

Шмелев ответил со спокойным достоинством:

– Неоднократно в течение двадцати лет.

– Ну, отвечайте быстро: что именно из экспонатов музея сделано руками Петра Великого?

– Блоки из слоновой кости, – без запинки ответил Шмелев и широко, просветленно улыбнулся, представив себе эти крохотные, модельные, пожелтевшие от давности блоки.

– Так. Что есть там из экспонатов прошлой войны с немцами?

– Погнутый перископ подводной лодки,– так же четко отрубил Шмелев.

– Так. Модель какого судна времен гражданской войны вы там видели?

– Бронированный буксир Волжской военной флотилии «Ваня-коммунист».

Вопросы следовали один за другим, короткие, точные, неожиданные, и так же коротко и точно отвечал капитан-лейтенант Шмелев. Лицо человека за дощатым столом партизанской избушки прояснялось и светлело все больше – нет, моряк, так знавший экспонаты своего флотского музея, не мог быть немецким пособником. Только любящее сердце могло все это запомнить.

– Личное оружие каких интервентов, погибших в тысяча девятьсот девятнадцатом году…-уже улыбаясь, начинал партизанский командир.

– Офицеров с английской подводной лодки Эль-пятьдесят пять,– не дожидаясь конца вопроса, резал Шмелев.

На лице Ивана застыла восторженная улыбка – люди досконально знали то, о чем взялись говорить.

– Хорошо. Я верю вам, что вы моряк и ленинградец, – подумав, все так же ровно сказал партизан и протянул Шмелеву свою сухую смуглую руку. – Майор Чулошников, искусствовед Красноярского краевого музея, сейчас начальник штаба партизанского соединения норвежских патриотов. Садитесь. Трудно уходили из плена?

– Разоружили конвой. Убили трех человек.

– И служебную собаку, – быстро подсказал Иван.

– Собаку – это прекрасно: они нам в горах очень мешают. – Чулошников опять стал серьезен. – Потери были?

– Старшина второй статьи Силов. Истек кровью.

– Ну, и что же вы намерены делать дальше, товарищ… – майор на секунду запнулся.

– Капитан-лейтенант Шмелев, – быстра подсказал Павел Николаевич.

– Останетесь у нас, капитан-лейтенант?

– Нет. Нам необходимо пробираться дальше, – Шмелев мельком посмотрел на Ивана, словно спрашивая у него согласия. Иван обрадовано кивнул.

Огромный норвежец в меховой безрукавке, прислушиваясь к непонятному разговору русских, стоял у покосившихся дверей. Но главное он уже понял, и лице его смущенно потеплело.

Спокойно всхрапывали четверо на нарах.

– Война – всюду война. Нам очень нужны люди, – негромко и чуть-чуть просительно сказал русский майор. – Может быть, повоюем вместе?

Шмелев медленно, упрямо покачал головой.

– Корнев, сними бушлат! – решительно сказал он.

Достав из каблука свою вечную безопаску и все еще ничего не объясняя, он подпорол подкладку быстро поданного Иваном бушлата и показал майору обмохрившийся край знаменного полотнища.

– Видите? Это знамя погибшего полка морской пехоты. Мы обязаны доставить его в Кронштадт. А вы должны нам помочь, майор.

Чулошников, не сказав ни слова, погладил рукой залубеневшие многострадальные складки. Лицо его было задумчиво и строго.