Знамя над рейхстагом

Попытки штурмовать станцию в лоб не принесли успеха. Немцы сами несколько раз переходили в контратаки. В ходе этих боев в тяжелом положении оказался КП 2-го батальона, расположившийся в каменной коробке железнодорожного пакгауза. Старшим там был капитан Андрей Логвинов, который по приказанию Зинченко шел со 2-м батальоном и в числе первых оказался на южном берегу канала. Под его командой семь человек отбивались от наседавших немцев гранатами и автоматным огнем. Им бы не удалось остаться в живых, если б на помощь не подоспела одна из рот.

Тогда я сказал командующему артиллерией:

- Товарищ Сосновский, делай что хочешь, но чтобы через полчаса Бойссельштрассе можно было взять голыми руками.

- Будет сделано, товарищ генерал, - коротко ответил Григорий Николаевич.

Через 10 минут с нашего НП можно было наблюдать впечатляющую картину. В вечернем небе над крышами домов пронеслись огненные языки "катюш". Станция полыхнула слепящими вспышками. Прокатился могучий грохот. Это заработала дивизионная артгруппа. И снова по вокзальным зданиям метнулись вспышки.

Спустя пятнадцать минут артиллерия смолкла. И тогда с нескольких сторон к Бойсселыптрассе устремились бойцы. Станция была взята. В плен сдалось более ста вражеских солдат во главе с офицером.

А по восстановленному мосту через Фербиндунгс-канал уже двигались орудия и танки. Дивизия прорвала городской оборонительный обвод и открыла путь в глубь Моабита.

Солнце давно скрылось за домами. Стало совсем темно. С нашего наблюдательного пункта видны были лишь яркие зарницы на той стороне канала. С несколькими штабными офицерами я пошел пешком через мост, вслушиваясь в звуки затихавшего боя. От канала веяло прохладой. Но дышалось тяжело воздух был какой-то густой, пропитанный гарью и пылью.

Наша группа подошла к железной дороге. В стороне, справа, виднелся темный забор со сторожевыми вышками. Оттуда доносились громкие голоса, шум. Свернули к забору. Перед нами предстал концентрационный лагерь - еще один на нашем пути.

Бойцы открыли ворота, и из них высыпала густая толпа. Свет карманных фонарей выхватывал из темноты жалкие лохмотья и изможденные лица. Бойцы расступились, и я оказался перед получившими свободу узниками. Их было тысячи полторы. Одни из них плакали от счастья, другие обнимали наших солдат, третьи исступленно повторяли:

- Дайте нам оружие! Мы хотим помогать вам! Увидев перед собой генерала, они принялись просить еще настойчивее:

- Возьмите нас в бой!

Я поднял руку. Постепенно шум стих.

- Дорогие товарищи, Красная Армия достаточно сильна, чтобы в ближайшие дни окончательно овладеть Берлином. Спасибо вам, но вашей помощи не требуется. Да это вам и не под силу. Будет самое лучшее, если вы сейчас приведете себя в порядок, оденетесь...

Утром я отправился на новый НП, подготовленный в трамвайном парке. Когда я вошел в чердачное помещение красного кирпичного здания, мне показалось, что там никого нет. Но потом увидел в углу за столиком нашу штабную телефонистку Веру Кузнецову. Возле нее, склонившись, стоял невысокий, крепкий Василий Гук. Он что-то нашептывал Вере на ухо, и такое робкое, нежное выражение было на лице лихого разведчика, что я изумился. А Вера смотрела мечтательным взглядом куда-то вдаль. Но ужо в следующее мгновение все изменилось, так что я подумал даже, не почудилось ли мне все это. Гук резко выпрямился и, сделав пол-оборота, четким уставным голосом доложил:

- Товарищ генерал, энпе подготовлен, связь налажена!

Заметив краску на Вериных щеках, я понял, что зрение не обмануло меня.

За окном виднелись освещенные ранним солнцем крыши домов. Дым, стлавшийся над городом, переливался багряными и розовыми тонами. На липах во дворе дрожала веселая листва. И сквозь глухой, несмолкающий грохот, доносившийся со всех сторон, прорывалось щебетание какой-то пичуги. Что поделаешь, была весна. Она следовала своим законам, не желая знать о тяжелом сражении, терзавшем обреченный город.

Вера посмотрела на меня деловым взглядом.

- Вызови Мочалова, пусть доложит обстановку, - сказал я ей.

У Мочалова все шло хорошо. Его полк переправился через канал на подручных средствах и теперь продвигался справа от 756-го полка.