Знамя над рейхстагом

В сопровождении капитана Барышева из оперативного отделения и нескольких разведчиков я вышел на улицу. Густой, тяжелый гром, волнами прокатывавшийся над городом, здесь слышался отчетливее и явственнее. Воздух порой содрогался от близких разрывов. Мы пробирались через груды битого кирпича, мимо остовов искореженных машин.

Вот и мост. Теперь надо не мешкать! Огонь здесь хоть и редкий, но опасный. Бегом, мимо подбитого танка, мимо каких-то завалов проскочили мы на ту сторону Шпрее.

- Вниз, товарищ генерал, - услыхал я чей-то голос, - под мост!

Предупреждение было нелишне. Вдоль набережной, со стороны Тиргартена, били тяжелые пулеметы и время от времени орудия. Мы быстро свернули вправо и нырнули под мост. Здесь стояло несколько наших бойцов.

- Товарищ генерал! - остановил меня хрипловатый тенорок. - Прошу вас часы взять.

Оглянувшись, я увидел небритого солдата в ватнике. Стоя у вскрытого ящика, он протягивал мне белый полотняный мешочек. "Трофейщик, да еще нахальный", - мелькнула мысль.

- Как сейчас этим заниматься можно? - недружелюбно ответил я.

- Я ж не сам, - обиженно ответил боец, - меня старшина Игнатов сюда послал. Велел всем, которые к рейхстагу идут, часы выдавать. Чтобы, значит, время нашего штурма навсегда запомнить. Неужели, товарищ генерал, вы от таких часов откажетесь?

- Это другое дело, - поспешил я исправить свою ошибку. - Если так - с удовольствием приму. Спасибо. Фамилия-то ваша как?

- Рядовой Кобелев!

- Еще раз спасибо, товарищ Кобелев. - И я, взяв мешочек, пожал руку бойцу.

Часы были крупные, карманные, с надписью "Зенит" на циферблате. Их, оказывается, доставили в "дом Гиммлера" для награждения офицеров и генералов, отличившихся в боях.

И сейчас, кажется, эти швейцарские часы продолжают идти с неизменной точностью. Я говорю "кажется", потому что часам пришлось стать экспонатом ленинградского музея Великой Октябрьской социалистической революции. Несколько лет назад музейные работники встретились с моим старшим братом Яковом - бывшим балтийским матросом, участником октябрьского штурма Зимнего. От него они направились ко мне. Им показалось интересным отразить в музейной экспозиции два факта из биографии членов простой крестьянской семьи: один находился у истоков революции, другой отстаивал ее завоевания в жестокой схватке с фашизмом...

Броском преодолев набережную, наша группа очутилась у швейцарского посольства. По асфальту цокали и с визгом рикошетировали пули. Прижимаясь к стене дома, мы свернули за угол. Здесь, на улице Мольтке, напротив красного здания, стояло семь или восемь танков. Я прошел вдоль машин по тротуару и постучал по броне каждой. Открылись люки, из них вылезли мрачные парни в черных танкистских доспехах. Молча окружили меня полукольцом.

Надо было найти правильный тон разговора с этими мужественными, но на какое-то время разуверившимися в своих возможностях людьми. Нельзя было позволить себе сбиться на окрик или упреки в трусости. Их следовало как-то ободрить, убедить в том, что задача им по плечу.

- Что же вы, братцы, до сих пор не на исходной?.. - начал я.

Танкисты, потупившись, молчали.

- Ведь вы все-таки за броней. А как же пехоте без вашей поддержки?

- Три наших экипажа попробовали, товарищ генерал, - осипшим голосом ответил один из танкистов. - Вон они, живьем сгорели. Что ж мы можем сделать, если прикрытия никакого? А зенитки насквозь броню прошивают...

- Я сам, товарищи, бывший танкист. Послушайте теперь меня. Ваши однополчане погибли геройски. Но они, видно, не все рассчитали, когда пытались проскочить к Кёнигплацу. Ну-ка давайте дойдем до угла... Видите, откуда немец бьет, где у него огневые точки? То-то же. Разве можно тут прямо выскакивать? Вот здесь надо резко повернуть вправо, прижаться к "дому Гиммлера", а потом сразу еще вправо и развернуться, не доходя Крольоперы. Там вы окажетесь за укрытием, в борта вам бить не смогут, да и в лоб вряд ли попадут. А вы оттуда сможете вести огонь по рейхстагу. И еще. Когда будете выходить, вся артиллерия дивизии начнет налет по вражеским огневым позициям. Немцу не до вас будет.

- Это дело! - оживились танкисты. - Если по-умному, то за нами дело не станет.

- Значит, так, ребята. Расходитесь по машинам. В одиннадцать ноль-ноль начнется артиллерийский налет, тогда вы и выскакивайте. Договорились?

- Так точно, товарищ генерал.

Повеселевшие танкисты полезли в машины. А я остался в конце улицы. Отсюда открывалась перспектива на Кёнигплац. Там, где согласно плану должны были зеленеть деревья, торчали обгорелые стволы. Перспективу венчало, властвуя над всем, огромное серое здание с высоким куполом и башенками по бокам. Солнце висело над этим домом - тусклое, красноватое. Сквозь сухой, дымный туман на него можно было смотреть незащищенным глазом.

В бинокль были отчетливо видны и ров с водой, и траншеи, и доты около рейхстага, и зенитные пушки перед фасадом, поставленные на прямую наводку. Виднелись и бронированные колпаки, и что-то напоминающее трансформаторную будку, и вдали, у Бранденбургских ворот, - орудия и врытые в землю танки.