Знамя над рейхстагом

Все это было так, но... Успех первого дня еще не решал всей задачи в целом. Окончательно сломить противника нам не удалось. Еще два дня продолжались бои. Сопротивление гитлеровцев не ослабевало. Заметно было их преимущество в воздухе - фронтовое командование на этот раз не баловало нас авиационной поддержкой. И каждый отвоеванный метр давался нам с большим трудом, хотя перевес в сухопутных силах был на нашей стороне.

Лишь на третьи сутки после форсирования Айвиексте мы вышли к деревне Арики, расположенной всего в десяти километрах от переправы. Но и перед ней пришлось топтаться дня два. Прежде чем мы закрепились в этом населенном пункте, он трижды переходил из рук в руки. В конце концов перевес оказался на нашей стороне. Части дивизии захватили много пленных, всякой военной техники, боеприпасов и лошадей.

Противник откатился километра на три, к полотну железной дороги. Там проходил рубеж, прикрывающий реку Арона. Сама Арона, текущая с севера на юг и впадающая в Айвиексте, выглядела по сравнению со своей старшей сестрой не рекой, а ручейком. Но укрепления на ней были сильные.

Их предстояло преодолеть.

Несчастливое число

Я слышал от многих, что люди на войне частенько заражаются фатализмом, с повышенным вниманием начинают относиться ко всякого рода приметам и предзнаменованиям. Не знаю, как кого, но меня не мучили сомнения, если какое-нибудь дело приходилось начинать в понедельник; я не сворачивал с дороги, если ее перебегала черная кошка или навстречу попадалась женщина с пустыми ведрами. Впрочем, кошек в деревнях осталось мало, а женщин за их повседневным трудом мы видели редко.

И все-таки бывали совпадения, обращающие на себя внимание. Ну хотя бы тем, что случались они очень редко.

С утра 13 августа 79-й стрелковый корпус дрался на подходах к Ароне. В полосе нашей дивизии противник был сбит с железнодорожного полотна, и бой теперь переместился за насыпь, в лес. Зеленая чащоба гудела и стонала от снарядов и мин. Новые разрывы сливались с эхом предыдущих. Схватка была жестокой.

На этом этапе операции перед войсками 2-го Прибалтийского фронта стояла задача нанести концентрированный удар с севера и юго-востока по городу Мадона и овладеть им. Мадона хоть была и небольшим городком, но представляла собой важный для общего хода наступления узел железных и шоссейных дорог. Наш корпус непосредственно не участвовал в освобождении Мадоны, но мы должны были сковать и потеснить немецкие части, прикрывавшие город с юга, и тем самым помочь нашим соседям ворваться в него. Меридиан Мадоны мы уже прошли - город находился в девяти километрах к северо-востоку от нас.

Помня о главной задаче фронта, мы изо всех сил старались в этот день прорваться к реке, чтобы как можно больше ослабить силы противника. Ведь в эти часы уже завязывалась перестрелка на окраинах Мадоны.

Бой дивизия вела всеми силами - три полка наступали, развернувшись в одну линию. Их поддерживали гордеевские самоходчики. Михайлов донес, что не имеет локтевой связи со своим левым соседом - 380-м полком 171-й дивизии. С наблюдательного пункта, расположенного перед железнодорожным полотном, уже ничего не было видно, Я подумывал, что пора бы перенести его за железную дорогу.

По радио связался с командиром корпуса, доложил ему обстановку и свое решение, спросил о положении 171-й дивизии - не оголила ли она наш левый фланг? Переверткин рассеял мои сомнения:

- Переход на новый энпе разрешаю. По данным, которыми я располагаю, все идет нормально. За свой фланг не беспокойтесь, смотрите вперед!

Я приказал готовить новый наблюдательный пункт. Место для него было выбрано среди сосняка на возвышенности, откуда хорошо просматривались боевые порядки на главном направлении. Как только саперы наспех, с колена отрыли окопы, оперативная группа стала перебираться на новое место, хотя там далеко не все еще было готово. Со мной отправились командующий артиллерией дивизии Максимов, начальник дивизионной разведки Коротенко, начальник оперативного отделения Офштейн, дивизионный инженер Орехов, помощник начальника связи Муравьев, мой адъютант Курбатов, ординарец Костя Горошков, радисты и телефонисты. Позже подошла Таня Павлова - младший лейтенант медицинской службы.

Все мы любили эту славную девушку из далекого сибирского села, мечтавшую стать актрисой. В редкие часы отдыха, когда оперативная группа оказывалась в сборе, мы охотно подпевали Тане, заводившей высоким голосом старинные русские песни. Она, как могла, развлекала нас шутками и импровизированными сценками. Младшего лейтенанта любили не только за веселый нрав и ровный характер. Павлову уважали за неженскую храбрость, за доброе фельдшерское искусство.

На этот раз Офштейн сказал Тане и еще нескольким офицерам, обычно входившим в оперативную группу:

- Вы останетесь за насыпью, пока новый энпе не оборудуют окончательно. А то будет слишком много народу, не сумеем соблюсти маскировку.