Знамя над рейхстагом

Так шли мы навстречу боям. И вдруг 1 февраля наступила оттепель. Полил дождь. На полях обнажилась черная вязкая земля. Дороги превратились в реки. Лошади окончательно выбились из сил. Бойцы сами впрягались в сани и повозки. Испытание достигло своего предела. Но 2 февраля наступил конец нашим мучениям. Завершив почти 500-километровый марш, мы вошли в небольшой городок Фандсбург, расположенный у старой немецко-польской границы.

Городок этот стал местом, где дивизия могла, что называется, отдышаться. Подтягивались тылы. Приводилось в порядок обмундирование. Чинилась обувь. Люди мылись в бане, отсыпались. И всех нас не покидало чувство: скоро и наш черед, скоро и нам в бой, в наступление. Ведь еще 31 января около города Кенитца был форсирован Одер и на левом его берегу появился наш первый небольшой плацдарм. А к 3 февраля таких плацдармов было уже несколько. Войска 1-го Белорусского широким фронтом вышли к реке.

Но, вопреки нашему ожиданию, темпы наступления снизились. Впрочем, если вдуматься, ничего удивительного в том не было. Слишком уж далеко вперед вырвались головные армии фронта, слишком большое расстояние отделяло их от тылов и баз снабжения, слишком растянулись коммуникации. Требовалось закрепиться на занятых рубежах, покончить со многими очагами сопротивления фашистов, оставшимися в нашем тылу и оттягивавшими на себя немалые силы.

5 февраля дивизия получила приказ строить оборону.

Такова уж трудная доля матушки-пехоты. Приходишь на новое место, получаешь приказ на оборону и начинаешь врываться в землю - так, будто оборона эта на века. Но пролетает несколько дней - еще не настланы все накаты, еще не оборудованы все огневые позиции и блиндажи, а уже пришел новый приказ, и войско снимается с места, с сожалением глядя на плоды своего оказавшегося напрасным труда. А потом снова стоянка, и снова вручную люди переворачивают горы земли. И хоть чувствуешь порой, даже знаешь почти наверняка: долго мы здесь не задержимся, а никаких скидок, никаких послаблений - все делается самым основательным образом. Иначе нельзя. На войне ведь между "наверняка" и "почти наверняка" - дистанция огромного размера.

Задача перед нами ставилась нелегкая: за три дня подготовить жесткую оборону, создав систему ротных и батальонных опорных пунктов. Начиналась линия обороны у западных окраин города и шла на северо-восток. В мерзлой, так и не прогревшейся за время оттепели земле предстояло выкопать траншеи, огневые позиции для орудий, минометов и пулеметов, оборудовать землянки и блиндажи. Лопат, кирок, топоров и другого шанцевого инструмента не хватало. Работа двигалась медленно. А через день вновь началось потепление. Но от этого не стало легче. Земля под ногами расползалась. Полевые дороги стали непроезжими, даже пешком по ним удавалось пробираться с трудом. Траншеи наполнялись водой, их стенки обваливались.

И все-таки, как оно часто бывает, задача, казавшаяся поначалу невыполнимой, была решена в срок. Все теперь было готово для боя. Но принять бой на этом рубеже нам так и не пришлось. Едва закончилось строительство выстраданной нами обороны, поступил новый приказ: передислоцироваться в район немецкого города Флатова, находящегося в 32 километрах к западу от нас. Мы снялись с необжитого еще места.

В полном боевом порядке, выставив походные заставы и охранение, полки двинулись по шоссе, ведущему на Флатов. Поблескивал влажный асфальт. С полей почти совсем сошел снег. И уже пахло приближающейся весной. Вдоль дороги чернели стволы яблонь и лип. Справа и слева виднелись большие прямоугольники полей, разделенные живыми изгородями из деревьев. Попадались небольшие леса, но не наши, не такие, как в России или даже в Прибалтике, деревца в них стояли ровными шеренгами, словно на параде. К каждому хуторку, красневшему где-нибудь вдали кирпичными строениями, вела асфальтированная дорога. По богатой мы шли земле.

И хоть шоссе порядком пострадало от танковых гусениц, хотя оставили на нем свои следы снаряды и бомбы, до Флатова мы добрались быстро. Полки расположились, не доходя до него, а штаб дивизии обосновался на восточной окраине аккуратного городка. Преобладали в нем чистенькие коттеджи, в основном пустые, покинутые жителями. Обитатели их сбежали на запад. Одни из них имели серьезные основания для того, чтобы не желать встречи с Красной Армией. Другие были напуганы гитлеровской пропагандой, неутомимой в своих россказнях о "зверствах русских". Об этом кричало геббельсовское радио, газеты и журналы. В иллюстрациях, "подтверждающих" зверства, у фашистов не было недостатка: снимков, сделанных у себя в лагерях, хватало с лихвой. Требовалась лишь совсем небольшая ретушь.