Знамя над рейхстагом

На ночь я решил расположиться в Тешендорфе. Туда мы и направились. Когда "виллис" миновал место, где расположилась наша засада, за спиной у нас в небо вдруг взмыли красные ракеты. Вслед за этим дружно рявкнули орудия. Оказалось, что со стороны Фрайенвальде выползла новая группа танков. Бой с нею продолжался не более получаса. Артиллеристы подожгли передние и задние машины, потом навалились на середину колонны. К ним присоединился батальон Хачатурова. И вскоре вражеские танки были уничтожены.

Мы въехали в Тешендорф, когда уже было темно. Он оказался совершенно пустым. Тылы Плеходанова ушли вперед. А жители деревни попрятались в лесу. Мы с Лопаревым облюбовали дом на площади. Он показался нам вполне подходящим. Но чувство тревоги не покидало меня - все-таки одни в пустом селении.

Послышался шум автомобильного мотора.

- Наши, - уверенно сказал Лопарев.

Машина развернулась на площади и остановилась. Из нее выскочил солдат.

- Иди-ка сюда, товарищ боец, - позвал я его. Разглядев меня, солдат подбежал и представился. Оказался он ординарцем Плеходанова.

- Командир полка послал чего-нибудь на ужин раздобыть, - объяснил он свое появление здесь.

- Вот что, - прервал я его, - иди-ка вон в тот конец улицы, на выход из поселка, замаскируйся и наблюдай. Как кто на дороге покажется - дашь знать. Ясно?

- Так точно, товарищ генерал!

Через полчаса подъехала оперативная группа с комендантским взводом, и я отпустил ординарца по его хозяйственным делам.

Наступление обоих полков по берегам Вотшвин-зее развивалось успешно. Особенно радовали меня доклады полковника Мочалова. Михаил Алексеевич проявил себя в этом бою хорошим организатором и тактиком. Он умело воспользовался беспечностью немцев, которые посчитали, что танковый рейд из Фрайенвальде вполне обезопасил их. Наш ночной удар для них был как снег на голову, В некоторых населенных пунктах в плен были захвачены целые подразделения. Один из фашистов потом рассказывал на допросе: "Мы легли спать, считая, что русские очень далеко и в ближайшие сутки появиться здесь не смогут. Все оружие поставили в углу. Проснулись от команды "Хенде хох!". У входа стояли русские солдаты. Мы подняли руки вверх. Я посмотрел туда, где находился мой ручной пулемет. Его уже там не было. По-видимому, оружие забрали, когда мы еще спали".

Искусно маневрируя, Мочалов окружил неприятельский пехотный батальон и два зенитных дивизиона. Решительная атака ошеломила гитлеровцев. Они попытались уйти на северо-запад, но, попав под наш огонь, прекратили сопротивление.

Во время очередного доклада по радио Мочалов взволнованно говорил в микрофон:

- Взяли много трофеев! Двадцать четыре зенитных орудия, около пятидесяти пулеметов, большое количество стрелкового оружия, машин и лошадей. Пленено более двухсот человек. Как поняли? Перехожу на прием...

Я попробовал связаться с корпусом, но тщетно. Сильные радиопомехи не дали возможности доложить о ходе боевых действий. Ни к чему не привели и неоднократные попытки генерала Переверткина переговорить со мной.

Посреди ночи к нам прибыл нарочный с пакетом от командира корпуса. Депеша была очень сердитой: "Тов. Шатилов! Это безобразие... У Вас серьезная угроза слева. Противник занимает Фрайенвальде и все время подбрасывает сюда силы. Вы скользите вперед и все время увеличиваете разрыв со своим соседом слева. Ставите под серьезную угрозу весь корпус. Ваш Мочалов изолировался. Кругом у него противник, справа озеро. Вы хотите его утопить? Смотрите влево, чтобы противник не ударил по тылам и, главное, чтобы не погиб Ваш левый полк.

Приказываю:

Движение Мочалова приостановить, если он находится у южного берега озера. Вести сильную разведку влево...

До подхода 207-й дивизии полк Зинченко задержать и подготовить для действий на Фрайенвальде, Фелингсдорф. Имейте в виду, целиком отвечаете за левый фланг. Безрассудно нельзя лезть вперед.

Смотрите за Мочаловым...

3.03.45

Переверткин".

Послание было написано еще с вечера. Семен Никифорович нервничал, имея недостаточно точное представление об обстановке. Рейд танков из Фрайенвальде означал начало контрудара, который, как ему казалось, развивался успешно для противника. Это и заставило его направить мне записку. Переверткин очень опасался за свой левый фланг, а потому даже не помышлял о возможности действовать активно. Его можно было понять.

Но как быть мне? Ведь в записке стояло слово "приказываю". В армии оно не имеет двоякого толкования. И если наше ночное наступление закончится неудачей, командиру дивизии придется отвечать не только за свои просчеты, но и за прямое невыполнение приказания.

Потерпев еще одну неудачу в попытке связаться о Переверткиным по радио, я решил поступать так, будто ничего от него не получал. Ведь сведения, на основе которых командир корпуса отдал распоряжение, устарели. Дела же наши сейчас шли хорошо.