— Побудьте пока, пожалуйста, здесь, — сказал Степаненко, входя в блиндаж. Сказал твердо, словно отдавал приказ, и показал на меня глазами ординарцу. Тот чуть заметно кивнул головой. Я присел в передней части блиндажа, представлявшей собой что-то среднее между прихожей и помещением ординарца. Командир полка прошел на свою половину, отгороженную плащ-палаткой. Было слышно, как кричит он в телефонную трубку: «Младший сержант Шатилов… Да, в расположении моего хозяйства… Понятно. Ясно».
Я слушал этот односторонний разговор безучастно, все мое внимание поглощал запах борща — густой, ароматный. Время-то, оказывается, перевалило за полдень. А я утром и позавтракать не успел. Тут распахнулась плащ-палатка, и Степаненко пригласил меня на свою половину:
— Не хотите ли отобедать со мной, товарищ младший сержант?
— С удовольствием! — сразу же согласился я.
— Тогда прошу к столу.
Мы принялись за борщ. Я стал расспрашивать Степаненко о поведении противника в последние два дня. Он отвечал охотно, без опаски, но в глазах его светился невысказанный вопрос: «А кто же ты, братец, все-таки есть на самом деле?»
После обеда я еще некоторое время пробыл на левом берегу Одера. На этот раз без приключений. Когда наконец добрался до своего штаба, уже смеркалось. Дьячков доложил мне о завершении подготовки к смене частей на плацдарме. Через несколько часов мы должны были выступать.
Только я остался один в своей комнате, только переоделся, как раздался стук в дверь и на пороге выросла фигура незнакомого офицера.
— Василий… — негромко произнес он.
— Коля!
Это был Николай Тихонович Кириленко, муж Маши, моей младшей сестры. Мы обнялись, расцеловались. Вот уж нежданной была для меня эта встреча! Не виделись мы с ним с начала войны, и я не знал даже, на каком фронте он воюет.
— Какими ты здесь судьбами? Как меня нашел? — принялся я расспрашивать его.
— Да очень просто. Мы ведь с тобой едва не встретились. Я знаешь где? В двести шестьдесят седьмом полку, у Степаненко заместителем. Захожу к нему, а он рассказывает: только что обедал у меня кто-то, а кто — сам не знаю. В форме младшего сержанта, но чувствуется, что не сержант. Назвался Шатиловым. В корпусе подтвердили, что есть такой, и попросили обращаться вежливо и во всем оказывать содействие. Я как услышал фамилию, так и подумал, что это ты. Ну а узнать, что в семьдесят девятом корпусе дивизией командует Шатилов Василий Митрофанович, было делом несложным. Так я тебя и разыскал.
— Маша давно не писала?
— На днях получил письмо.
— Где она?
— Недавно в Москву приехала. А до этого с детьми под Воронежем у старшей сестры была.
— Дети как?
— Юля и Валя в школу уже пошли. А я не могу себе их представить. Шутка ли, почти четыре года не видел.
Долго говорили мы, вспоминали жен, которым пришлось хлебнуть немало горя, отправляясь без вещей да без денег в эвакуацию с детьми. Припомнили и переделки, в которых приходилось нам бывать.
— Сколько раз думал, что не останусь живым, а пули меня щадили, говорил Николай. — Как-то, помню, смотрел в амбразуру, вдруг — вжик — пуля фуражку прошила и клок волос сняла. После меня девушка-снайпер в ту амбразуру глянула. Сразило ее наповал… Ну а теперь вроде все самое тяжелое и страшное позади. Должны мы с тобой живыми домой вернуться…
Тепло мы распрощались с Николаем. Память об этой встрече еще долго согревала меня.
Накануне
Ночью на плацдарм переправились основные силы пехоты и танки. Наши бойцы сменяли гвардейцев 267-го полка. Перед рассветом немцы обрушили артиллерийский огонь по наплавному мосту, наведенному саперами, и по паромной переправе. Били они, как обычно, и по постоянному мосту, находящемуся в нескольких километрах южнее, — им пользовались мы в предыдущие дни, отправляясь на рекогносцировки. А сегодняшней ночью по нему проходили танковые подразделения. Артиллерия почти вся переправилась на тот берег еще накануне.
Сейчас по мостам пробегали последние роты пехотинцев. В сером предрассветном воздухе появились вражеские бомбардировщики. Но еще до того, как первые бомбы понеслись со зловещим визгом к земле, грянули наши зенитные батареи, развернутые по обеим сторонам переправ. «Юнкерсы» отбомбились кое-как, не достигнув ни одного прямого попадания в мосты, и поспешно убрались на запад. Зато артиллерийский обстрел усилился. Снаряды плюхались в воду, вздымая высоченные столбы всплесков, падали на берег, выбрасывая черные султаны земли.