Читаем Знамя над рейхстагом полностью

В эту ночь мне так и не удалось сомкнуть глаз. И возможности не было, и состояние было не такое, чтобы спать. Ведь всего несколько часов отделяло нас от начала великой битвы, которая должна завершить разгром фашистского рейха. Последней, за которой наступит мир, начнется новая полоса современной истории.

<p>Начало великой битвы</p>

Неотрывно смотрел я на стрелки часов. Без двух минут пять… Без одной… По местному времени это без одной минуты три. Еще совсем темно. И вдруг в небо упирается голубоватой колонной вертикальный луч прожектора. Тут же темноту разрывает яркая, вполнеба зарница. Грохот такой, что дрожит земля.

Выбрасывая языки пламени, рассекают небо реактивные снаряды. Ползут разноцветные пунктиры трасс. И багровым заревом растекается свет от разрывов снарядов и мин там, на позициях врага. Это была потрясающая своей яркостью картина. Ничего подобного мне не приходилось видеть до сих пор.

Так 22 тысячи артиллерийских стволов — эту цифру я узнал гораздо позже — начали свою сокрушительную работу, готовя атаку 1-го Белорусского фронта.

Вот оно! Началось!

В 5 часов 30 минут над передовой взмыли зеленые ракеты. И тут же поток серебристого света обнажил всю местность перед нами. Это зажглись прожектора.

Артиллерия перенесла огонь в глубину обороны. И пехота поднялась в атаку. Странная это была картина. Утопающие в ослепительных лучах цепи выглядели редкими-редкими. «Наверное, не все вышли из траншей, — мелькнула мысль. — Слишком необычна обстановка — не только немцев, но и своих, видать, смутили…»

— Майор Гук, — позвал я. — Выделить группу разведчиков во главе с лейтенантом Здоровцевым. Пусть проверят, не остался ли кто в траншеях.

Вскоре Гук сообщил:

— С исходного докладывают: все траншеи пустые, люди ушли вперед.

Мне, признаться, стало неловко: как это я мог усомниться в бойцах сто пятидесятой! Но если на меня так подействовал необычный оптический эффект, то как же должен быть ошеломлен ослепленный неприятель!

К рассвету оборона противника оказалась прорванной на глубину семь километров. Наша артиллерия прямо-таки выкорчевала некоторые доты, уничтожила много крупнокалиберных зенитных орудий, поставленных на прямую наводку.

В воздухе появились наши штурмовики и бомбардировщики. Но все же темпы наступления к утру заметно упали. Как ни мощна была артиллерийская подготовка, она просто не могла уничтожить все оборонительные сооружения врага — слишком их было много. Не удалось решить эту задачу и бомбардировкой с воздуха. Немцы, оправившись после необычной ночной атаки, продолжали сопротивляться очень упорно.

Проходя по недавнему полю боя к новому НП, я воочию убедился, сколь разрушительно поработал «бог войны». Траншеи были завалены трупами. Попадались среди них и наши убитые и, что особенно меня встревожило, раненые. Значит, несмотря на все заверения начальника медицинской службы Ипатова, несмотря на дрессированных собак с тележками и другие заранее предусмотренные меры, раненых не поспевают своевременно находить и доставлять в тыл, под заботливую опеку медсанбата.

У иссеченного осколками дерева я вдруг заметил Сергея Джагановича Хачатурова в необычной позе. Комбат лежал на спине, прислонив задранные вверх ноги к стволу.

— Хачатуров, что с тобой? — подбежал я к нему.

Он, словно бы виновато, улыбнулся и тихо ответил:

— Ранен, товарищ генерал. В ноги. Лежу вот так, чтобы кровью не истечь.

— Давно ранен?

— Часа два.

— А люди твои где?

— Вперед ушли. Я им запретил около меня задерживаться.

— Сейчас тебя заберут. Потерпи немного, дорогой, — пообещал я ему. Снова на его красивом и очень бледном; лице мелькнула слабая улыбка:

— Не беспокойтесь, товарищ генерал. Я знаю, что и до меня очередь дойдет. А ноги у меня перебинтованы…

Придя на НП, я первым долгом вызвал майора медицинской службы Ипатова. Не в силах сдержать себя, сказал ему много резкого. Выговорившись, как всегда, пожалел о своей запальчивости. Владимир Яковлевич Ипатов — умный и выдержанный человек, — дождавшись, когда я умолкну, убедительно доложил о трудностях, с которыми столкнулась медслужба, и о том, что предпринимается, чтобы их преодолеть и всем раненым вовремя оказать необходимую помощь. Надо отдать ему должное, он был хороший организатор, опытный врач и храбрый офицер.

С нового наблюдательного пункта открылась мне картина боя за Гросс-Барним — тот самый поселок, о котором три дня назад заходила речь на занятии с полковыми командирами. Плеходанов тогда отстаивал мнение, что разместившийся там гарнизон даст обойти себя, а потом ударит по тылу и флангам наступающих. Я согласился с ним. И вот сейчас предстояло убедиться в основательности наших предположений.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии