Знамя Победы

– Что вы, Сергей Сергеевич! Обижаете. Слушаю – и как книгу читаю, кино смотрю. Как будто с вами там, на днепровском берегу, среди врагов в разведке нахожусь.

– И все же давай сделаем перерыв. Поспать надо. Нас, стариков, хлебом не корми – поболтать дай.

– Какая же это болтовня… Сердце сжимается…

– Вот-вот, и у меня сердце поднывать начинает. Завтра при случае дорасскажу.

– Ну уж теперь я от вас не отстану, Сергей Сергеевич. Будь бы писателем, я ваш рассказ бы записал и в книге напечатал. А уж семье своей, друзьям обязательно перескажу…

* * *

…Не знаю, сразу ли уснул Сергей Сергеевич, а я еще долго лежал с открытыми глазами, смотрел в темноту и видел высокий берег огромной реки, черные ветви умершего сада, матросов-разведчиков, прильнувших к щелям в тамбуре погреба, и много-много немцев вокруг них…

* * *

…Тучи, походив вокруг курортной долины и стряхнув гром за синеющие вдали сопки, решили вернуться. Опять пошел дождь. Но в отличие от проливного вчерашнего – мелкий и нудный. Его неспешность показывала – дождь зарядил надолго.

После завтрака, чтобы как-то развлечь отдыхающих, нас пригласили в кинозал посмотреть кино, как тогда говорили, про войну и про любовь. Признаюсь, вспомнить название кино сегодня не могу. С тех пор прошло слишком много времени и мне довелось посмотреть слишком много кинофильмов про войну и про любовь.

Сергей Сергеевич в кинозал не пошел.

– Не хочу. Войны я и так досыта нагляделся. А про любовь смотреть поздновато. Пойду лучше в свою комнату поваляюсь, почитаю книгу…

…После обеда многие отдыхающие по рекомендации врачей тоже отправлялись поваляться – подремать, поспать. Многие же нарушали режим, в койки не ложились, но вели себя тихо – играли в шахматы, шепотом, сдержанно похихикивая, рассказывали анекдоты, беседовали…

Мы с Сергеем Сергеевичем относились к числу нарушителей. Если и ложились в кровати, чаще не раздеваясь, то тоже читали книги или купленные в киоске газеты или журналы.

…Как только мы вошли в комнату и подошли к кроватям, я увидел, что мой друг берет с тумбочки книгу.

– Нет-нет, Сергей Сергеевич, вы обещали…

– Помню – обещал, а теперь ты, Сынок, напомни, на чем я остановился, старость не радость…

– Офицер на крыльце…Часовой… Василий, боцман, врезать ему мечтал, вы запретили…

А тут меня Виктор Козырин окликнул:

– Сергей, от села в нашу сторону немцы толпу женщин гонят. У всех лопаты… Куда-то за большой дом к берегу идут…

– Ясно, окопы копать гонят. К нашему наступлению готовятся. Хорошо, что не сюда. Начеку быть надо. Зашевелились… Сейчас фашистам каждая минута дорога… Как у тебя там, Володя?..

– Е-мое! – чуть не во весь голос воскликнул Дубков. – Братцы, к нам какой-то старик из офицерского дома идет. В одной руке ведро, в другой посох. Но идет быстро. Что делать? Может, я выйду – пугну?

– Ты что? Испугается, закричит – и конец, – толкнул в плечо Василия Козырин. – Так ведь, Сергей?

– Так. Но что делать?

– Пусть войдет. Поговорим, уговорим. Свои же люди – русские. И ему, поди-ка, несладко у немцев под каблуком быть.

Я согласился с Виктором.

Мы прижались к стенкам тамбура.

Старик вошел.

Володя, чуть не сбив его с ног, захлопнул за ним дверь.

– Тише, дед, тише! – сказал я. – Свои.

Старик отшатнулся, привалился спиной к стене и медленно сполз на землю.

– Испужали-то как! Свои. А зачем здесь свои. Я-то подумал… бесы какие из-под земли навыползали. Свои… Креста на вас нет. Испужали-то как!

– Ну, прости, дед. Действительно, тут любой испугаться может. Успокойся. Не черти мы, не из земли выползли. С той, нашей стороны приплыли посмотреть, как вы здесь живете, что едите, пьете, с чем нас ждете.

– Ты, старшина, поэт. Чем его стихами забавлять, спроси лучше, зачем он сюда пришел, что там, в офицерском гойне, делает?

– Слышал, дед, вопрос?

– Слышал. Я в этом доме раньше, до немцев жил. Немцы пришли, меня господин майор в услужение взял. Так… где пол подмету… куда недалеко пошлют – схожу. Вот в погреб за огурцами послали. Господин майор любит по-русски водку огурцом закусывать. Погреб этот я издавна знаю. В этом доме сгорелом мой сват со своей бабой жил. Хорошо жили, богато. Сад, огород, живность имели.

Красная армия уходила, с ней, дурак, ушел. Немцы пришли, им кто-то про свата все рассказал, дом и все остальное сожгли.

– А в доме твоем что немцы делают?

– Что-то на картах чертят. На чердак лазят. Смотрят на тот берег в бинокль. Большой такой бинокль. Едят. Пьют. Спят.

Мое дело сторона. Сижу в сенцах на лавочке. Хлеб, тушенку дают. Поедят – со стола убираю, что не доедят – доедаю. Иногда даже водочки дают. «Пей, – говорят, – за нашего фюрера, за нашу победу!»

– И пьешь?

– Мне-то что, пью.

– С той стороны дома что немцы делают? Нам отсюда не видно.

– Бабы какой день окопы копают. Солдаты возле них с ружьями. Веселые. Баб по мягким местам похлопывают. Смеются. Не злые, но бабы их боятся. Слушаются. Не разбегаются.

– Что делать с ним, братцы? Оставлять здесь нельзя. Немцы подождут, подождут – сами за огурцами придут. Придется отпустить.