Сто метров в час, но «Красин» не хотел сдаваться!
Неожиданно, после очередной попытки хотя бы чуть-чуть продвинуться, была замечена какая-то странная вибрация всего корпуса. Оказалось, что обломана лопасть винта. Потом повреждено рулевое управление.
Надо сказать, что еще до того, как мир услышал радиопередатчик Бьяджв, из красной палатки ушли трое: шведский геофизик Финн Мальмгрен и два итальянских офицера — Ддальберто Мариано и Филиппо Цапни. Они хотели попытаться самостоятельно достичь твердой земли, ближайшего острова Фойн. После их ухода на льдине остались шесть человек — Умберто Нобиле и пять его спутников. Через месяц после катастрофы прославленный летчик Лундборг сумел посадить свой двухместный самолет у красной палатки и вывезти на Шпицберген тяжелораненого генерала Нобнле. Лундборг обещал в тот же день вывезти поодиночке всех остальных, но при повторной посадке на льдине лагеря самолет скапотировал и разбился. Ситуация, таким образом, становилась все более тревожной.
Выжидая улучшения ледовой обстановки, «Красин» нодошел к относительно ровному ледяному полю. Теперь в бой должен был вступить «Красный медведь» — самолет Б. Г. Чухновского. Ведь о группе Мальмгрена уже месяц не было ничего известно.
К сожалению, надо льдами почти постоянно стоял туман. Лишь изредка он ненадолго рассеивался, чуть приоткрывая близлежащие острова. Погода была явно нелетной, и недаром итальянский журналист радировал с борта «Красина» с удивлением и восхищением: «Только летчик, решивший кончить свою жизнь самоубийством, мог решиться взлететь в такую погоду».
Однако вечером десятого июля, несмотря на плотный туман, Борис Григорьевич Чухновский все-таки взлетел. Теперь на борту «Красина» радист с напряжением ловил в эфире позывные «Красного медведя». И вдруг неожиданно он принял по буквам два слова: «группу Мальмгрена». А через одиннадцать минут расслышал еще одно слово: «Карла». Шли минуты, шли часы, но радист «Красного медведя» не выходил в эфир. Прошло уже семь часов, восемь... Что это, еще одна трагедия? Но вот прорезалась наконец-то устойчивая радиосвязь: «Мальмгрен обнаружен широте 80 градусов 42 минуты, долготе 2S градусов 45 минут, радист Чухновский. Туман мешает точно определиться. Сели торосистое поле миле от берега. Конце пробега снесло шасси, сломано два винта. Бее здоровы. Считаю необходимым «Красину» срочно идти спасать Мальмгрена».
Радиограмма Чухновского была воспринята миром как сенсация, как акт самопожертвования. ««Красный медведь» согласен па добровольную гибель»,— писали зарубежные газеты. Но все было проще. Чухновский и его товарищи прекрасно нонималн, что обнаруженные ими люди нуждаются в помощи в первую очередь. И «Красин», конечно, сразу же пошел к группе Мальмгрена.
«Время от времени,— пишет Самойлович,— звук нашей резкой сирены гулким эхом проносился по льду, рвал тишину безмолвия. Мы призывали людей: явитесь, дайте знак! Мы здесь, чтобы взять вас с собой! И сирена снова и снова выла, кричала, гудела».
Их было двое на обломке льдины — капитан Мариано и капитан Цапли. По их словам, они не ели уже двенадцать дней. Мариано не мог двигаться, нога у него была обморожена и началась гангрена. Цапли, однако, выглядел значительно бодрее. А сам Мальмгрен, оказывается, скончался то ли двенадцатого, то ли тринадцатого июня у острова Фойн. Пытаясь спасти товарищей, он отправился в путь по дрейфующим льдам со сломанной рукой. Потом обморозил ногу, началась гангрена...
Все понятно, казалось бы, но многие сомневались, что такой опытный полярник мог «сломаться» и погибнуть раньше не знакомых с Арктикой итальянских офицеров. Намекали даже на то, что итальянцы, оставшись без продовольствия, не брезговали человечиной. Впрочем, каких-либо доказательств каннибализма никогда ни у кого не было. Настораживало, конечно, что раненого и ослабевшего Мальмгрена заживо бросили в ледяной пустыне. Как утверждал Цапли, швед сам просил смерти, дабы не стать обузой для итальянцев. Что ж, может быть, и так.