Знание-сила, 1997 № 05 (839)

ВПРОЧЕМ, чтобы оценить особый вес и место этих научных результатов среди всех последующих и предыдущих, необходимо пояснить, что в большинстве (чуть ли не в 99,9 процентах) так называемых школьных опросов используется метод тестов. Вам предлагают выбрать из набора вариантов правильный. Подчеркиваешь, ставишь крестик или галочку там, где считаешь нужным, и готово. Эта методика, сам ее главный принцип «не подскажем — не ответит», собственно, и вызывает главное сомнение у... Скажем так, у мыслящих людей. Ведь даже и не обладая никакими знаниями, можно, ткнув пальцем наугад, попасть на правильный ответ. А в итоге — весь эксперимент насмарку. Этот неприметный вроде бы «нюанс» и отличает большинство школьных социологических опросов от того, который проводила Служба Гэллапа, работавшая «без подсказок».

Во-вторых. Обратите внимание: публикуя результаты самых громких, дорогих, серьезных и так далее опросов среди школьников, их авторы нередко забывают, не хотят или не в состоянии открыть общественности один принципиальный показатель. А именно: количество ребят, которые не справились с контрольными задачами. И это тоже, увы, общая, международная традиция. Пишут, как правило, о победителях — учениках, которые надежно овладели школьными азами знаний. Сравнивают количество таких детей по странам — где больше? Кто сильнее? Неудачные ответы, «проигравшие» ответчики обычно остаются без внимания исследователей. Получается, что вместо полной, целостной картины образованности нации ей представляют лишь фрагмент «пейзажа», причем самый радужный и живописный. И — ничего, никто не против. Удивительно!

Вот почему судить о результатах школы объективно позволяют лишь исследования Института Гэллапа. О чем же они говорят?

ПРЕЖДЕ всего о том, что школа, будь то шведская, американская или японская, учит с успехом только одного из десяти своих учеников. Ну а как же остальные девять? Неужто вправду большинство из нас не в состоянии усвоить даже самые элементарные основы?

Вспомним эксперимент американцев. Большинство из тех, кто был опрошен социологами, показали, что умеют в принципе соотнести реальную страну с ее изображением на карте, прочитать ее название. И все, не более. Уже немало! Все эти люди умеют читать — вот ведь что важно. Однако только десяти процентам удалось успешно применить это свое умение на практике, в предложенных заданиях. Таким образом, лишь одного из каждых десяти людей природа наделила даром легко распоряжаться книжным знанием, видеть смысл в тексте и из текста его извлекать, усваивать и направлять на службу собственным сиюминутным интересам, интеллектуальному развитию.

Вы вдумайтесь: сегодняшняя десяти-двенадцатилетняя, многопредметная, вооруженная новейшими стандартами и технологиями «школа-сервис» дает по-прежнему только основы грамоты и счета — ровно столько, сколько давала триста лет назад двухклассная церковно-приходская «школа грамоты» Коменского!

Вот в чем поворот!

Сделан как будто маленький шажок вперед, но все переменилось. Мир неслышно поделился на два лагеря, на два, привычно говоря, учебных класса, имя которым (в процентах) — «10» и «90».

Даже в странах бывшего СССР эксперты Института Гэллапа выявили все тот же неизменный показатель эффективности образования, не превышающий порога 10 процентов. И если обратиться к мнению одного из крупнейших авторитетов в современной педагогике, известного ученого, философа, специалиста в области образовательных макросистем Милослава Балабана, этот факт, оказывается, говорит о многом.

По словам ученого, у нас вся школьная страна, весь Советский Союз на протяжении семидесяти лет пытался работать без оценки, на хорошем отношении преподавателей и школьников друг к другу. Таким образом, классно-урочная система была поражена в одной из главных ее точек. Вот почему вовсю цвела процентомания, двойная бухгалтерия («три пишем, два в уме»), с которыми мы всей страной дружно боролись. Оценка не работала, поскольку не имела, как на Западе, административных последствий. (Известно, что в Америке, к примеру, липовая отметка квалифицируется как уголовное преступление, у нас же — как «милая шалость». Точно так же, кстати, не работал рубль: он был декоративным, камуфляжным.) Но почему же результат, по Гэллапу, всюду один? Похоже, туг мы сталкиваемся с человеческой природой — школа ни при чем. Природу не обманешь. Она действует в обход, «наперекор и вопреки», даже в предельно диких и нелепых обстоятельствах советской школы...

77. Брейгель. «Осел в школе», 1556 Представьте: уже в середине XVI века население нидерландских провинций было чуть не поголовно грамотным! Это и вызвало ироническую улыбку у художника: дескать, осел никогда не станет лошадью, даже если ходит в школу.