Читаем Знание-сила, 1997 № 04 (838) полностью

— Взгляните на эти круглые «а». Я перевел французский характер в русские буквы...

— Ого! да в какие вы тонкости заходите, — смеялся генерал, ~ да вы, батюшка, не просто каллиграф, вы артист, а?

Ф Достоевский. «Идиот»



Здравствуйте, Вячеслав Михайлович!

* Вячеслав Михайлович Букатов — кандидат педагогических наук, старший научный сотрудник лаборатории театра Центра эстетического воспитания РАО. Он и Александра Петровна Ершова — создатели социоигрового стиля обучении школьников.

Для меня важно определиться с жанром. (От этого зависит, что я сейчас напишу.) Скажем, статьи писать отказываюсь наотрез. Шутка ли, статья о каллиграфии! Когда у Даля про это только- то два слова: «чистописание» да «краснописание». А в самой что ни на есть научной педагогической библиотеке имени Ушинского если и отыщешь в ящичке «Учебники до 1917 года» нужную карточку, то уж непременно с пометкой «УН», что значит — «уникальный экземпляр». А это, в свою очередь, почти всегда означает, что либо его вообще нет, либо общипан: утеряны приложения со шрифтами.

К жанру. Мой коллега, озабоченный той же проблемой, так сказать, в порядке самообороны вывернулся ироничным словом «опусы». Мне тоже не хочется, чтобы мой труд выглядел импозантно. А то ведь отыщется любитель «новых» методик и высечет им детей. Художники (только-только узнала, что им как раз преподают каллиграфию) - разозлятся. Скажут: где наклон? Устав? Такт? Дескать, это самодеятельность! Так что безопаснее всего просто рассказать, как дело было. Может быть, искренность рассказчика искупит все его «грехи»?

Итак, говорить буду все же я. Кому? Вячеславу Михайловичу Букатову. Затем, что ему интересно, ибо он-то и заварил «каллиграфскую» кашу. А еще он думает: вдруг кто прочтет — и тоже «захочет почудить»?



«Левой пяткой...»

Началось с выставки тетрадок по русскому языку.

Конец второго класса. Экспозиция лучших (наичистейших) страниц называлась «Высунув язык», худших (наигрязнейших) — «Левой пяткой». Несмотря на множество прививок и профилактических мер, мое тогдашнее состояние было паническим. Все, чем гордится традиционная школа: один сантиметр слева — два сантиметра справа, ровненько, чистенько, и «травка зеленеет», и «солнышко блестит» — напрочь отсутствовало у нас. Я, конечно, понимала всю эфемерность тамошнего благополучия (оно было тюремным). Но экспозиция впечатляла и звала к борьбе. Бороться я не стала: конец года.

На следующий год вдруг выяснилось, что победитель конкурса «Левой пяткой» Катя (кстати, се тогда наградили, и, по крайней мере, внешне она была довольна не меньше обладательницы лучшей страницы Ксюши) стала находить вкус в том, чтобы здраво располагать материал в поле страницы, аккуратно писать и не унавоживать тетрадь чернилами. Катя, которую умная мама лишила опеки еще в самое трагическое первоклашное время, потихоньку разобралась со своими делами (именно своими — не без слез, конечно) и сделалась ученицей гораздо раньше остальных.

Сейчас я знаю, что всему свое время, если не нарушать естественный ход событий. А то оно может и вовсе не наступить. Те дети, которым учителя или родители задавали жесткие рамки поведения в тетради, еще долго не могли полюбить свои тетрадки. (Этот исполненный глубины абзац я написала давно. Сейчас я бы не решилась затевать разговор о рамках: он философский. Обмолвлюсь только, что в игре жесткие рамки не только уместны, а просто необходимы, тем более, если задаются самими участниками.)



Вот и вся каллиграфия!

В общем, я периодически была взволнована проблемой оформления тетрадей. Как-то, будучи взволнована (и это был четвертый класс), я и услышала от вас, Вячеслав Михайлович, слово «каллиграфия». Помнится, как бы невзначай вы подбросили нам книжки с рукописным текстом, а у Сергея Владимировича Плахотникова (он учит у нас самых маленьких) еще в первом классе родители смастерили полставки. О, подставки!

Ну так вот. Берем подставку, деревянную ручку-макалку, бутылочку с чернилами (справа), промокашку, тряпицу (слева), к подставке резиночкой прикрепляем «особую» каллиграфическую тетрадь (четырехстрочную, вроде нотной) и начинаем красиво писать. «Красиво», это — как? А так, как в трех ваших книжках: «Тереме-теремке» — с образцом славянского письма; «Шторме» — с витиевато написанной «Песней старых мореходов с допотопных пароходов» и в «Мастерс Маноле» — с буквами, напоминающими готические.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Алов и Наумов
Алов и Наумов

Алов и Наумов — две фамилии, стоявшие рядом и звучавшие как одна. Народные артисты СССР, лауреаты Государственной премии СССР, кинорежиссеры Александр Александрович Алов и Владимир Наумович Наумов более тридцати лет работали вместе, сняли десять картин, в числе которых ставшие киноклассикой «Павел Корчагин», «Мир входящему», «Скверный анекдот», «Бег», «Легенда о Тиле», «Тегеран-43», «Берег». Режиссерский союз Алова и Наумова называли нерасторжимым, благословенным, легендарным и, уж само собой, талантливым. До сих пор он восхищает и удивляет. Другого такого союза нет ни в отечественном, ни в мировом кинематографе. Как он возник? Что заставило Алова и Наумова работать вместе? Какие испытания выпали на их долю? Как рождались шедевры?Своими воспоминаниями делятся кинорежиссер Владимир Наумов, писатели Леонид Зорин, Юрий Бондарев, артисты Василий Лановой, Михаил Ульянов, Наталья Белохвостикова, композитор Николай Каретников, операторы Леван Пааташвили, Валентин Железняков и другие. Рассказы выдающихся людей нашей культуры, написанные ярко, увлекательно, вводят читателя в мир большого кино, где талант, труд и магия неразделимы.

Валерий Владимирович Кречет , Леонид Генрихович Зорин , Любовь Александровна Алова , Михаил Александрович Ульянов , Тамара Абрамовна Логинова

Кино / Прочее