Знание-сила, 1997 № 04 (838)

Постепенно люди начинают считать, что порок повсюду. Не в отдельных (непросвещенных или, наоборот, слишком просвещенных, богемных) слоях общества, а именно везде и повсюду. В самых обыкновенных семьях, у самых обыкновенных людей. (Помните, как при Горбачеве, в эпоху песни «Путана», нам внушали, что девочки из вполне приличных семей страстно мечтают стать проститутками? И приводили ошеломляющие цифры опросов.) Но самое страшное начинается тогда, когда постепенно стирается, размывается представление о норме. Конечно, в наш либеральный век нелегко провести такую уж четкую границу между нормой и патологией, между пороком и добродетелью. Но говорить, что границ вовсе нет, что у каждого своя мораль, может быть, очень демократично, но и очень безответственно, ибо взрывоопасно.

Обращаясь к отцу, который два года сожительствовал с дочерью, психотерапевт из демонстрировавшегося по нашему телевидению фильма «Кое-что об Амелии» безапелляционно заявляет (вероятно, чтобы ободрить своего пациента):

— Нет такого отца, которому бы не приходили в голову мысли об инцесте.

А у телевизора сидят отцы, много отцов. И скорее всего до просмотра фильма мало кому из них приходила в голову подобная мысль. А тут, если уж специалист сказал... Хочешь не хочешь, а задумаешься. Пороешься в глубинах своего подсознания, Фрейда вспомнишь с его пансексуальностью, вспомнишь и как дочку любил купать, когда она была маленькая. И как прижимал к груди, укачивая. Только ли ее успокаивал? А может... И ведь по дремучести своей думал, что это чистое отцовское чувство! А на самом деле, видно, боялся себе признаться. Подавлял, вытесняй...

И уже не только в общественное сознание, а и в сознание каждого отдельного человека запускается мысль о том, что в нем подспудно живет тяга к запредельному пороку. И это нормально.

И процесс идет дальше. Да, эта статистика, разумеется, подается под знаком патологии. Но цифры-то говорят совсем о другом! Если четверть всех молодых женщин в детстве подвергались сексуальному эбьюзу, то это уже не патология, а новая норма.

За инцест, который во все времена считался одним из самых страшных преступлений, виновному сегодня вовсе не обязательно полагается уголовная кара. Альтернатива тюрьме есть! Это... курс занятий с психотерапевтом. Причем на первый план выходит вроде благородная задача — сохранение семьи. Той самой, где все это произошло. И вот через полгода семья в полном составе вновь собирается у камелька для безоблачной счастливой жизни: отец, который, находясь в здравом уме и твердой памяти, несколько лет подряд день за днем растлевал свою дочь; жена, которой муж изменил не с кем-нибудь на стороне, а с их общим ребенком; этот ребенок, у которого, если говорить серьезно, с раннего возраста и на всю жизнь непоправимо искажена картина мира, и остальные дети (если они есть), которые, разумеется, в курсе произошедшего, то есть прекрасно знают, что их папа, самый лучший папа на свете, спал с их сестрой. Этакая идиллия после Содома!

Это и есть оптимальный способ решения серьезных социальных проблем?

Где есть решение, там автоматически снимается трагедийный накал, ибо трагедия — это неразрешимость (во всяком случае, в пределах жизни земной). А раз нет трагической глубины, трагического пространства, то и чувства соответственно мельчают и уплощаются. И запредельно страшное перестает быть запредельным. И уже не «быть или не быть?», а «что делать?». А раз «что делать?», то какова последовательность действий? Однородные члены предложения, знаете ли, могут поменяться местами Сегодня одна проблема выступает на первый план, завтра иная

Помните, что сделал царь Эдип, когда узнал, что невольно вступил в кровосмесительный союз с собственной матерью? Он отказался от престола, бежал из Фив и, не дожидаясь кары богов, покарал себя сам — выколол себе глаза...

Наши оппоненты возмутятся: вы еще пожалеете, что дыбу отменили! Слава Богу, что сейчас и человек, и общество в целом стали легче ко всему относиться. А вы все варварство оплакиваете! Смягчение нравов свидетельствует как раз о развитии культуры. В том числе и сексуальной.

Что ж, вопрос интересный. Даже отчасти философский. И спорный. В каких-то случаях смягчение нравов — свидетельство развития культуры, а в каких-то — совсем наоборот. Вот что говорит крупнейший западный этнолог и культуролог XX столетия Клод Леви-Стросс, изучивший множество самых разных, в том числе и архаических культур: «Запрещение инцеста — первоэлемент, на котором строятся все без исключения культуры, до сих пор существовавшие на земле, включая самые примитивные».