Интерес к источникам, их собирание, создание Народного архива, публикация документов, рассказывающих о повседневности недавнего прошлого, есть очень важный этап в жизни не только и, может быть, не столько исторической науки, сколько всего общества в целом. Любая история заканчивается здесь и сейчас.
Это такой эффект перспективы, когда человек смотрит из какой-то точки и ему кажется, что все сходится к этой точке. И для нас действительно к ней все сходится. Нас интересует в конце концов именно сегодняшняя жизнь и история работает на это — провозглашая или ее предопределенность, освобождающую нас от ответственности, или ее зависимость егг свободного выбора каждого.
В конечном счете это способствует саморефлексии общества — и каждого отдельного человека. Вот в 1863 году появился журнал «Русский архив»; с ним, пусть и не прямо, несомненно связан и новый бум мемуаристики, и совершенно новое отношение к хранению дневников и частных писем.
Усилие понять людей из иных культурных миров есть, по сути, усилие понять самого себя — в той мере, в какой, с изменением нашей собственной культурной и исторической ситуации, мы непрерывно и часто незаметно делаемся чужими сами себе. И должны поэтому постоянно себя восстанавливать, сохранять, уточнять.
— В конце концов, этими двумя типами усилий — понимания другого и сохранения, уточнения себя — во многом и держится культура. •
«Петля затягивается...»
Из дневника Степана Филипповича Поддубного
родился в 1914 году в селе Березовка Липовецкого уезда Киевской губернии (ныне — Винницкой области) в крестьянской семье. Учился в местной сельской школе.
После раскулачивания и высылки отца в 1929 году и окончания семилетки (в 1930 году) перебрался к родителям в Архангельск, а осенью того же года — в Москву. В 1931 году, скрыв свое социальное происхождение, поступил в ОЗУ типографии ««Правдам, вступил в ВЛКСМ.
В 1933 году окончил ФЗУ. поступил в Комсомольскую школу среднего образования (КШСО), после окончания которой поступил на лечебный факультет Второго Московского медицинского института.
В 1936—1937 годах за сокрытие социального происхождения был исключен из комсомола, затем — из института. В декабре 1937 года арестована и осуждена его мать. Ефросиния Даниловна Подлубная. Фрагменты публикуемого дневника касаются именно этих событий. Материалы фонда переданы в Народный архив самим С. Ф. Подлубным в июне 1989 года.
Вдруг меня вызвали на общеинститутский комитет ВЛКСМ. Материал уже был подобран и Рачков сделал информацию по моему делу. Дали слово мне. Все рассказал почему и как, без запинки, без трепета и боязни гордо держа голову, смело глядя всем в глаза.
Настолько смело и вызывающе держал себя, что забыл даже уделить большое внимание в своем раскаянии в грехах. За слово «я не считаю, что хозяйство было крупнокулацкое, оно скорей было крупносередняцкое по тем хозяйствам, которые были на Украине» мне приписали «противосоветское выступление», записали в протокол. Исключили из комсомола за сокрытие социального происхождения, за обман общественных организаций, за противосоветское выступление на комитете. Направить дело в «Правду» для выяснения и в наркомвнудел[* Наркомат внутренних дел.], ходатайствовать перед дирекцией института об исключении из института.
Из моих слов в отношении хозяйства сделали вывод, что я против раскулачивания отца, хотя я неоднократно заявлял, что я этого не говорил.
Весь вечер просидел с Кожемякиным. Друг по несчастью, только он все уже пережил, перекипело и вошло в нормальное русло.
Как много выходцев другого класса оказывается открывают. Удивительно, что везде и всюду это оказываются хорошие люди, лучшие люди. Егор — раскулачен, Васька Егоров — раскулачен), Галя Димитриева — кто б подумал — дочь торговца недавно вернувшегося из ссылки. И все они прекрасные, лучшие люди, прославленные герои труда.
Интересный вывод можно сделать.
...Много волнений пережили в момент и перед самой паспортизацией. Наконец, 16 апреля паспорта получили. Казалось бы чего же больше — все в порядке; самое необходимое в нашей жизни есть, это необходимей, чем хороший заработок. Успокоились. Мама понемногу стала выздоравливать (она болела 1 1/2 месяца), начали обсуждать вопрос и вести переписку с Лысандрою, как бы ее отправить в деревню на поправку.
23 апреля зашел участковый. Дома была мама и я. Попросил мамин паспорт, записал номер, положил его к себе в портфель, ей же выдал справочку о том, что у нее паспорт отобрал и десятидневный срок для сбора и выезда из Москвы. Отцу была такая же бумажка. Мне — ничего.
Первая запись 6 декабря.
Никто не узнает как я прожил этот 1937 год.