Знание-сила, 1998 № 03 (849)

Таким образом, «долг» толкиновских персонажей включает в себя не только бесстрашие, но и ответственность: тему, как правило, неведомую слушателям древнегерманских героических песен. Беовульф совершает свои первые подвиги — убивает ужасного Гренделя и его мать — как герой-одиночка, действующий во славу своего имени; и в песне провозглашается герою хвала. Позже, когда Беовульф становится королем, он выходит в одиночку против дракона, отказываясь принять помощь дружины. Он побеждает чудовище, но в этом бою гибнет сам,— и все королевство со смертью своего короля рушится под натиском врагов-соседей; однако современников Беовульфа это не очень волнует:

Но был вождь верен высокому долгу — стяжал сокровища...

«Сквозь трагизм здесь [в германском эпосе] всегда просвечивает торжество»,— поясняет О. А. Смирницкая в статье «Поэтическое искусство англосаксов» , (хотя собственно в «Беовульфе», по ее ^ мнению, это не так).

Толкин в комментариях к своей пьесе «Возвращение Бюрхтнота, сына Бюрхтельма», задуманной как своеобразное продолжение «Битвы при Мэлдоне», обращает внимание на другие строки из «Беовульфа»:

Порой погибает один, но многих та смерть печалит...— так восклицает Виглаф, верный воин погибшего короля, имея в виду, что смерть властителя принесет в скором будущем горести его подданным.

Одинокая Гора (из иллюстраций Толкина к «Хоббиту»)

Толкин видит здесь «резкую критику безрассудства того, на ком лежит ответственность», так же как и в словах Бюрхтвольда из «Битвы при Мэлдоне», которые цитировались выше. Эти слова, «лучшее выражение северного героического духа, норманнского или английского, самое ясное утверждение доктрины силы и стойкости, поставленных на службу несгибаемой воле», как полагал Толкин, поражают и трогают нас потому, что «вложены в уста подчиненного, чья воля направлена к цели, назначенной для него другим; в уста человека, у которого нет ответственности перед теми, кто ниже его, а только верность своему повелителю. Поэтому личная гордость его отступает перед преданностью и любовью... Героизм подчинения и любви, а не гордости и своеволия — самое героическое и самое трогательное». По мнению Толкина, эссекский вождь Бюрхгнот, из гордости поставивший под удар и обрекший на смерть своих воинов и в результате отдавший на разорение землю, которую он призван был защищать, «погиб за свое безрассудство. Но то была благородная ошибка — ошибка благородного человека. Его воинам не дано ее осудить; ведь многие из них и благородны и безрассудны сами. Однако поэты выше безрассудства и выше воистину самого героизма»...

Но тем не менее даже если древнеанглийский поэт вправе судить поступки своих повелителей и королей — его суд печален: ни сказителю, ни слушателям неизвестно, что можно противопоставить «героическому духу Севера», какой из человеческих добродетелей дано с ним сравниться и даже удостоиться, наверное, большей славы. Говоря о поэзии англосаксов, О. А. Смирнинкая приводит слова Ч. Кеннеди из книги «Древнеанглийская поэзия»: «Человек здесь делает то, что он может и что он должен, но то, что он может, оказывается недостаточным, а то, что он должен, ведет к крушению». Не правда ли, сквозь трагизм проступает отчаяние? Заменим слово «человек» на слово «эльф» — разве не получим мы ясного описания безнадежной борьбы героев толкиновского «Сильмариллиона», сыновей Феанора?

Делать, что подобает; исполняя свой долг, следовать клятве. В «Сильмариллионе» так следует клятве Финрод — и отдает жизнь, чтобы ее сдержать. Так следует королевскому долгу Финголфин, принимая участие в бегстве Нолдор против собственной воли, «ибо он не желал бросить народ свой, стремящийся уйти» (подобную ситуацию современному человеку, наверное, понять немного сложней, чем ситуацию Финрода). И так же верны принесенной Клятве сыновья Феанора, готовые служить ей, несмотря ни на что, без надежды исполнить... В темный час своей судьбы, перед лицом одного из Владык Арды, Феанор говорит так: «Многими бедами угрожают нам... но одного не сказали: что мы пострадаем от трусости; от малодушия или от страха перед малодушием. Потому объявляю я, что мы пойдем вперед, и вот что добавлю я к вашему приговору: деяния наши станут воспевать в песнях, пока длятся дни Арды». Чем не достойное выражение «героического духа Севера»? Разве после Падения Нолдор не сбылось это гордое пророчество Феанора в судьбах разрушенного Белерианда? «Однако поэты воистину выше самого героизма»: мрачная тень роковой осужденности лежит на страницах «Сильмариллиона», повествующих об исполнении Клятвы Феанора.

Ибо, по Толкину, еще один аспект долга, как представляется мне,— недеяние. НЕ сделать того, чего НЕ подобает делать, то есть — не нарушить запрет. И порой подобное испытание оказывается самым трудным.