Знание - сила, 1998 № 01 (847)

А потом начались великие археологические открытия. Они послужили толчком для того, чтобы углубиться в историю и от классики перейти к глубинам — к архаике. Это было чрезвычайно важно. Появилось совершенно особое представление о греческих богах, обо всем Олимпе — начали искать корни Олимпа, праисторию. Потом выяснилось, что есть теснейшие внутренние связи между Малой Азией и Грецией, Грецией и Востоком. И те боги, которых мы всегда считали греческими, оказывается, пришли из Малой Азии: Аполлон, Гефест, Афродита... А Арес — северное, фракийское божество. Афина — вообще балканский субстрат. Оказалось, что настоящий индоевропеец только Зевс — Дьяух, Дьяус, означающий небо, ясное небо. Тот самый Dies-piter — латинский Juppiter (Юпитер). Это настолько изменило все представления, что отразилось даже на переводах. Если вы возьмете переводы «Одиссей» Жуковского и Вересаева, вы увидите большую разницу. Например, во всех случаях, где появляется богиня Афина, эпитет ее у Жуковского оказывается «голубоглазая» или «сероглазая». Если же возьмете Вересаева, там окажется «совоокая». Огромная разница[* А это потому, что эпитет в оригинале, по-гречески — «сова» Но это одновременно еще и указание на серо-голубую окраску.]. Для романтика «голубоглазая» или «сероглазая» Афина являлась статной красавицей. Забывали только, что у Афины на плече всегда сидела сова! А из-за щита всегда выглядывала змея. А уже в поздние времена мифологи поняли, опять-таки в связи с археологическими раскопками, откуда вся эта древность стала восставать: прошлое-то у Афины — совиное, змеиное. Орфический гимн прямо так и говорит: «О ты, из стран змея!..», обращаясь к Афине.

На этом маленьком примере видно разное отношение и разное понимание вещей важных, ключевых. И вот конец девятнадцатого — начало двадцатого века — это углубление в древность. Отсюда интерес уже в начале двадцатого века и к Микенам, крито-микенской культуре. Популярные журналы в России, например «Нива», «Природа и люди», широко комментировали расколки, фотографировали; уже были раскопаны таблички с письменами, только никто не мог их прочитать. Интерес к архаике все возрастал. В пятидесятых годах Вэнтрис и Чедвик прочитали линейное письмо «В». Но ведь еще пе прочитано линейное письмо «А». Что там будет? Одновременно открыли для себя и переход от античности к христианству, и это любопытно: сначала обратились к самым глубинам, а потом с другого конца — к самым поздним временам, когда идет упадок античности и рождается новая культура. Современная наука концентрируется на этих полюсах в отличие от науки прежних времен, которая занималась состоявшимися формами или тем, что за таковые принималось,— стабильностью.

А интересно: если по-настоящему изучать стык культур — тут вам и латинский мир, и византийский... Когда кончается одно и начинается другое?

• Персия, К век

• Сирия, XIII век

• Сфинкс среди олимпийских богов. Рафаэль Санти, 1516 год

«Знание — сила». Комментарий. Напрашивается мысль, что такое смещение интереса не случайно и в смысле самоощущения самого воспринимающего времени. Девятнадцатый век при всех колоссальных сдвигах европейского исторического самочувствия еще имел основания переживать себя как устойчивое время — время незыблемости основ. Поэтому основами, незыблемым и занимались.

Двадцатый же век, напротив, пережил себя как эпоху настоящего смещения многих и многих исторических пластов. Отсюда обострение внимания к переходным эпохам: кажется, они больше говорят нам о собственной нашей ситуации в истории.

А. ТАХО-ГОДИ: — Но это совершенно другой мир. А его воспринимают с позиций современности. Модернизации в данном случае очень опасны, пропадает специфика. Как- то забывается, что культура-то языческая. А это совсем иное отношение и к человеку, и к его внутреннему состоянию, и к телу его, и к его целостности, которая часто воспринимается внешне, скульптурно, а не внутренне, духовно. Да и что еще понимать под «духом»? Как там понимали его? Ведь даже идеи Платона, совершенно абстрактные, мыслятся в теле и телесно, а вовсе не отвлеченно. Хотя, казалось бы, что может быть отвлеченнее?..

«Знание — сила»: — Вообще, если учесть все эти неизбежные непонимания, которые культура сама порождает и накапливает, как вы все-таки думаете, проницаем ли для нас античный человек? Можем ли мы его понять?

А. ТАХО-ГОДИ: — Для этого надо знать прежде всего язык, потому что язык — носитель культуры. В слове же все явлено. Почему у нас многое не понимают? Потому что языка не знают. Читают переводы, которые сами по себе являются носителями добавочных, побочных смыслов. И поэтому слово по-настоящему не открывается, а за словом стоит целая культура. Вот для этого-то и надо развивать именно классическую филологию, чтобы знать языки, а через них — культуру, на основаниях которой покоятся все западноевропейские цивилизации.