Знание-сила, 1999 № 01 (859)

Их написал ее сын – ныне здравствующий С.С. Балашов. «Приметы времени да еще имя Станиславского», – ответила бы я, если бы спросили, почему я оказалась около них. Дело в том, что Мария Сергеевна – младшая дочь потомственного почетного гражданина Москвы, коммерции советника Алексеева, родная сестра К. С. Станиславского. Она пела в Питере Травиату; но… Шла зима 1918 – 1919 годов.

Именно это последнее обстоятельство, а не музыка, определило тональность ее жизни в то время.

Пассажирский поезд в 1917 году

Степан Васильевич Балашовотец автора воспоминаний. Снят 4 ноября 1914 года, когда приехал с фронта в Петроград

Валерия Шубина

Документы назывались «провизионками»

Степан Степанович Балашов, автор мемуаров. Фото 1938 года, Ленинград

«Уже много дней, едва темнело, в квартире наступала кромешная тьма – электричества не было. Водопровод и канализация замерли. Трубы разорвало.

Сначала освещались стеариновыми свечами, сохранившимися с дореволюционного времени; керосиновыми лампами, пока удавалось достать керосин, а позднее коптилками – фитильками, опущенными в керосин или масло.

Кафельные печи нашей шестикомнатной квартиры давно уже бездействовали, холод в квартире был невероятный, в иной день хуже, чем на улице. Жили сгрудившись все в одну комнату, бывшую детскую, в которой стояла круглая железная печь «буржуйка», натопить ее было легче, чем кафельную. Когда дрова кончались, отапливались тем, что было под рукой и могло гореть, включая мебель».

Неприятная картина. Увы, и теперь люди следуют тому, что давнее их. За пределами нашего понимания есть и более некомфортные вещи, из них запомнился рассказ о ереванском стороже, который, не имея дома керосина, приготовил во вверенном ему парке на братском огне хаши. Но в воспоминаниях интересна подробность:

Мария Сергеевна Севастьянова, оперная певица, мать С. С. Балашова. Фото 1917 года

«В городе властями организовывалась разборка (слом) деревянных домов силами населения. Сразу уже доски и даже балки растаскивали те, кто посмелее, а в массе все разобранное (балки, доски, двери, окна) складывалось вместе и потом, по какой-то норме, раздавалось по ордерам».

Ордера, талоны, карточки, приглашения на распродажу – это все так знакомо, вечные спутники быта, которые в иные времена только называются благороднее, например, «лимит».

А сидящий перед «буржуйкой» малыш время от времени подкладывает щепки и попадающиеся изредка небольшие поленца, ворошит кочергой в печке и терпеливо ждет; когда закипит чайник и мама заварит «кухаркин» фруктово-ягодный чай. Так его и запомним, а еще запомним этот чай в плитках, обернутых цветастой бумагой.

«Государственные власти практически уже никого ничем не снабжали, остались отдельные частные магазины, кое-что еще продававшие, например кофе «Мокко», сушеную воблу. Петроград был полон оборотистыми спекулянтами…»

Эта деталь напрямую ведет к сегодняшнему дню, полному поисками выгоды и комфорта, а вовсе не смысла жизни.

Дети М.С. Севастьяновой от разных браков: Женя, Сережа, Марина Оленины (начало 1913 года, Москва); Алла, Котя и Тиса Севастьяновы и Степа Балашов (сентябрь 1915 года)

А дальше – интересная деталь:

«Всегда хорошо сплоченные, организованные, инициативные евреи стали открывать общественные столовые для еврейского населения, где подкармливали и русских. Приготовляли, как говорится, ни Бог весть что, но вполне приемлемое после почти несъедобной государственной дуранды. Готовили чаще всего форшмаки из селедки и супы на рыбьих, тоже вероятно селедочных, головах».

А что же городские партийные власти со своей политэкономией?..

«Они стали разрешать самим жителям поездки в провинцию, где можно было раздобыть муки, пшена, а если повезет- гречихи, мяса, творога, масла… Для таких поездок организовывались специальные продовольственные эшелоны, в которые можно было попасть строго по специальному документу, так называемой провизионке. Они выдавались только на одно лицо с указанием фамилии, имени и отчества и, кажется, с указанием года рождения и наименования организации, выдавшей провизионку».

В этом забытом слове слышится что-то родное… За ним – привычные картины. Да все те же «колбасные» поезда, автобусы… Только ездили, и сейчас еще ездят, не из столицы в провинцию, а наоборот.