Знание-сила, 1999 № 11-12 (869,870)

Серен Къеркегор (1813-1В55) ввел понятие экзистенции как собственного, единственного бытия человека в мире. Он первый заговорил о «подлинном» и «неподлинном» существовании – только вкладывал он в это совсем не тот смысл, что Жан-Поль Сартр столетие спустя. Подлинный смысл Кьеркегора ведет человека к Богу и помогает ему осознать религиозное значение своей личности. Обретение же экзистенции предполагает решающий «экзистенциальный выбор» (узнаете?..), который ведет человека от созерцательно-чувственного бытия, определенного внешними силами, – к чему бы вы думали? К «самому себе». Единственному и неповторимому.

Здесь заключено одно из очень важных подспудных начал освобождения «я» от религиозных смыслов и значений. Интересно, что такие вещи уже не в первый раз происходят в европейской традиции как раз на пике религиозного напряжения, в котором связаны радикальное религиозное усилие и индивидуализация.

Интерес к мельчайшим душевным тонкостям сформировал в XIX веке психологизм, «психологический реализм» в литературе (…ив повседневных самоинтерпретациях ее читателей!..) – и науку психологию, которая именно теперь выделяется из философии, чтобы заниматься индивидуальной душой. Изучением правил и законов исключительности и неповторимости.

В это столетие кристаллизуется идея и идеал индивидуального жизненного проекта – уже совершенно светского свойства. (В это время эмансипация христианских по происхождению структур от христианских смыслов идет уже полным ходом и вот-вот зародятся гигантские псевдорелигиозные образования – массовые идеологии, которые развернутся в следующем веке.) Оформляются традиции, оправдания, правила частной жизни и юридические механизмы оберегания ее границ.

Наступает время одиночества как самостоятельной темы индивидуального существования со всем спектром ее решений, отнюдь не всегда и не обязательно трагических. Человек традиционных обществ, строго говоря, одиночества не знал: система связей была ему практически гарантирована, он в нее уже рождался. Не то человек Нового времени, которому в очень большой степени надлежит самому создавать эти связи – что, разумеется, может не удаваться (или удаваться не так, как он «хотел бы», – вот оно, расслоение реальной судьбы и индивидуального жизненного проекта!) по множеству различных причин. Возникает отдельная проблема согласования индивидуальной жизненной программы с глобальными проектами; проблема «самоопределения». Созревает идейный комплекс «неудачничества». Мы, собственно, еще и сейчас в поздней стадии этого времени.

«Я»теперь – тот, кто собственными силами создает свой индивидуальный жизненный проект, самостоятельно его осуществляет и стремится быть «самим собой». Причем уже совсем не обязательно для того, чтобы в конце концов отдать себя чему-то большому: Богу, например, или Родине, или Человечеству: совершенно расхожим стало представление о том, что- де быть «самим собой», самовыражаться и самоутверждаться можно и должно и просто так. То есть ради себя же.

Индивидуалист, «частный человек» и человек массовый возникают в исторических масштабах одновременно – как два полюса одного и того же процесса, который занял многие столетия и оказался необратимым: распада человека традиционного.

В XIX столетии – веке складывания классического либерализма (идеологии и психологии личной свободы) и буржуазных демократий стержневой для европейско-христианского человека мотив выбора переносится в политическую (а также и в экономическую) плоскость. Так подготавливается, между прочим, и будущий человек эпохи масс, член тоталитарных обществ, для которых политический аспект существования включает в себя и исчерпывает собой абсолютно все. А ведь предупреждал Алексис де Токвиль (1805- 1859): «Кто ищет в свободе что-либо, кроме самой свободы, создан для рабства».

…Но вот уже ненавистник христианства Ницше (1844-1900) провозглашает: человек – это то, чему надлежит быть преодоленным ради «сверхчеловека». Опять героическим, радикальным, лично-ответственным усилием. Вам это ничего не напоминает?..

Преодолеют, преодолеют. Результат, правда, окажется не совсем тот, на который рассчитывал автор идеи, человек эпохи классического индивидуализма.

Тип «массового человека» ожидает большое будущее. Он будет решительно преобладать в следующем, XX веке, который сорвет с их естественных мест громадные массы людей, лишит их обжитых традиций, сгрудит в новые общности, зачастую лишенные четкой структуры, или обладающие структурой хоть и вполне четкой, однако принципиально необживаемой, например, концлагеря…

Русский опыт в этом отношении – особый. О.Э.Мандельштам (1В91-193В) так охарактеризовал, в числе прочего, результаты русской революции: «Люди оказались выбитыми из своих биографий». И впрямь: ведь ниши для биографий способно давать лишь общество, которое само организовано по определенным правилам. Революция в ее самом радикальном, большевистском варианте объявила эти правила и традиции несуществующими, и наступило у нас постбиографическое время.