К началу второй чеченской войны накопился фантастический заряд такого «черного» настроения. Ведущими оказались два мотива: во-первых, ощущение беспомощности, растерянности, усталости, разочарования, безнадежности, короче говоря, полный комплект астенического синдрома, прямо по любому учебнику психиатрии; во-вторых — озлобленность и агрессивность. Именно это со все большим и большим упорством подчеркивают наши опрошенные, описывая настроения «большинства» (но не свое собственное). Этот заряд негативизма не мог не прорваться.
Сначала — Югославия: коллективный единодушный почти истерический антиамериканизм. При этом Сербия фактически никого не интересовала, как не интересовала и суть дела. Это там, в Европе, шли горячие дебаты на гуманитарные темы: можно ли таким варварским способом отстаивать права человека, а если нельзя, то как же их отстаивать в подобных ситуациях, когда не видно другого решения. У нас таких дебатов не было: такая категория, как права человека, в нашем общественном сознании практически не присутствует, права албанцев никого не интересуют. Тут другое: наших бьют! Но и эти «наши», то есть Сербия, тоже особенно никого не интересовала, иначе были бы конкретные попытки чем-то ей помочь. Ни добровольческая, ни гуманитарная помощь не стала сколько-нибудь заметным движением общества. Зато множество раз было провозглашено: эта акция направлена не против Сербии (это в тот момент, когда бомбили именно Сербию), а против России, это прямая угроза американского империализма, это попытка поставить нас на колени, ну и прочие приметы параноидального бреда, сплетающего манию величия с манией преследования…
Но тогда вспышка «негативной мобилизации» (не вокруг конструктивной цели, а вокруг воинственного неприятия чего-то) была кратковременной: в общем благожелательное отношение к США и к американцам довольно быстро восстановилось до тех же шестидесяти процентов, каким оно и было перед югославскими событиями.
Теперь мы имеем дело с новой риторической конструкцией того же типа, функция которой — оформлять реальность, помещая ее в знакомые сюжеты, и тем самым делать ее понятной, предсказуемой (в соответствии с развитием данного сюжета), определять и свое место, свою роль и назначение в очередной мифологической истории.
Хотя здравый смысл при этом нам не отказывает: в каждом опросе все больше и больше людей объявляют о своем категорическом недоверии официальной информации о потерях в войне; общепринятые оценки в два-три раза превышают официальные, приближаясь к цифрам, заявленным Комитетом солдатских матерей. И все же теперь мы оказались внутри истории о борьбе нашего коллективного богатыря с мировым Злом, воплощенным в чеченских бандитах, каковыми, естественно, стали все чеченцы независимо от пола и возраста. Зло опять вынесено во вне, и в противостоянии ему мы опять обретаем себя…
В биологии различают класс позвоночных и класс ракообразных или насекомых. Скелет первых — система ценностей и отношений обмена и представительства (рынок, демократия и т. п.). которые связывают организм, держат его. Конституция вторых как бы задана внешней угрозой, необходимостью ей противостоять. Не знаю, сколько времени необходимо, чтобы перейти из одного класса в другой, ведь все-таки речь идет не о биологической, а о социокультурной эволюции. По крайней мере, необходимо осознать саму проблему…
Леонид Блехер
От империи к нации
Все последние десять лет общественное сознание в России, помимо прочего, было занято мучительной, неизбежной и очень важной работой: переопределением себя или, как говорят социологи, сменой идентификации. Сознание из имперско-советского должно было стать национальным. Не хочу сказать, что уже стаю; но на этом пути мы продвинулись достаточно далеко.
Путь этот проходил «через ноль», через точку (точнее, период) полной растерянности и дезориентации. Думаю, наиболее ярко это проявилось во время первой чеченской войны. Практически никто тогда не понимал, что такое Россия, в чем состоят ее интересы, значит, как поступать правильно в соответствии с этими интересами, а как — неправильно, кто герой, а кто предатель.
С определением собственных интересов у России, честно говоря, всегда были определенные трудности.
Российскому сознанию привычнее и удобнее было рассуждать не в терминах «интересов», а в терминах «ценностей». Вообще-то зрелые народы отличает как раз способность соотносить свои интересы со своими ценностями, гармонизировать их. С этим отлично справляются, например, французы и англичане. А у немцев не получается, они все время сваливаются то в одну крайность, то в другую, и все время поэтому попадают в какие- то странные истори и…