Все эти «совпадения» указывают, таким образом, в одну и ту же сторону: в большинстве случаев (хотя, подчеркнем, не во всех) мамонты и другие крупные древние животные исчезли там и тогда, куда и когда приходили первые люди. Вывод, казалось бы, напрашивается сам собой: «после того — значит вследствие того», то есть появление людей как раз и было причиной исчезновения всех этих животных. Именно это и утверждает первая из перечисленных выше гипотез. Она видит историю этой биологической катастрофы следующим образом. Когда первые, еще одетые в шкуры люди пришли на оттаявшие земли Северной Америки и Сибири, мамонтов и других крупных животных там было так много, а убивать их (с помощью копий и массовых облав) было так легко, что развился обычай брать только лучшее мясо, убивая для этого куда больше, чем нужно было просто для выживания. Изобилие мяса вело к быстрому росту численности охотничьих коллективов — примерно на три процента в год, как это происходит и сегодня во всех случаях, когда пища в изобилии и жизнь относительно легка.
Быстрый рост численности людей столь же быстро приводил к истреблению всех крупных животных в ближайших окрестностях и понуждал охотников перемещаться дальше на юг (в Сибири — скорее на север), все так же уничтожая всю крупную живность на своем пути. По оценкам ученых, пришельцы перемещались в среднем на 350 километров за одно поколение, и в Америке им потребовалось всего 500 лет, чтобы достичь южной оконечности континента. Это продвижение имело характер не столько освоения новых земель, сколько своего рода «блицкрига», результаты которого были одинаково драматичны и для животных, и для людей. Первые практически исчезли с лица континента, а вторые, по мере исчезновения обильной пищи, вынуждены были бороться за немногие оставшиеся охотничьи территории. Это привело к появлению воинствующих племен, которые впоследствии, когда легкодоступная мясная пища окончательно иссякла, стали переходить к поискам съедобных растений, а под конец — к их целенаправленному выращиванию, то есть к оседлому, земледельческому образу жизни.
В этой теории «блицкрига» есть несколько спорных мест Вот первая трудность. Как объяснить сохранение биологического разнообразия в Африке и Южной Азии, и в Европе? Этому факту предлагается следующее объяснение. В Африке люди появились (сформировались) уже при наличии там разнообразной фауны, и тамошние животные знали повадки первых охотников, что и позволило им избежать участи их доверчивых и беззащитных сородичей в Северной Америке и Северной Евразии. Кроме того, в Африке у первых охотников были грозные соперники в лице крупных хищников (львов, леопардов и т. п.), так что, возможно, гоминиды там поначалу и вообще не столько охотились, сколько подбирали за хищниками брошенные ими остатки. Поэтому в южные регионы Азии и Европы первые люди пришли с еще не сформировавшимися навыками охоты, и поэтому тамошние животные тоже имели время адаптироваться к новой угрозе в виде вооруженных примитивными копьями людей. А вот Австралия, Северная Евразия и Америка были колонизованы уже вполне современными людьми, что и создало возможность «блицкрига».
Другая трудность связана с предположением, что охотники были способны относительно быстро (по 200–300 километров за поколение) перемешаться вслед за дичью. Такое перемещение, как мы уже говорили выше, могло быть вызвано быстрым ростом численности охотничьих коллективов и отсюда — возрастающей потребностью в мясе. Но быстрый рост численности требует появления большого числа детей, и тут неизбежно возникает проблема «стоимости» этих детей. Охотники могут выбрать одну из двух стратегий: либо перемещать свою стоянку достаточно часто, преследуя легкую и обильную добычу, но тогда им придется тащить с собой своих многочисленных детей, либо подолгу оставаться на одном месте, но тогда они были вынуждены все дальше и дальше уходить в поисках редеющей добычи и затем тащить ее домой на все большее и большее расстояние. Какая из этих стратегий выгодней? Может статься, что вторая, и тогда теория «блиикрига» окажется несостоятельной.