Знание-сила, 2000 № 03 (873)

Но в построенной теории, как был убежден Фок, от этой обшей относительности ничего не осталось. В знак почтения к творческим мукам Эйнштейна можно было бы и сохранить первоначальное название, данное создателем теории. В повседневной жизни нас окружают подобные знаки почтения к истории. К примеру, москвичей, да и гостей столицы не смущает, что в месте, называемом «Никитские ворота», нет этих ворот, и вовсе не каждый знает, что это были за ворота. Но, как считал Фок, в науке, где определенность слов гораздо важнее, чем в городской географии, лучше употреблять осмысленные названия. Например, «эйнштейновская теория гравитации», хотя Фок предпочитал более содержательное — «теория пространства, времени и тяготения», поскольку Эйнштейн в своей теории связал эти три понятия в единое целое.

2) Другим историческим пережитком восьмилетних творческих мук Эйнштейна Фок считал так называемый Принцип эквивалентности. В основе этого придуманного Эйнштейном принципа лежал фундаментальный физический факт, открытый еще Галилеем. Наблюдая за падением различных шаров с высокой башни, Галилей обнаружил, что если исключить влияние воздуха, время падения не зависит от материала и веса шара. Этот факт, означающий эквивалентность инертной массы и гравитационной, Эйнштейн сформулировал как эквивалентность гравитационного поля и ускоренного движения системы отсчета. Знаменитая наглядная форма этого принципа утверждает, что ход явлений в ускоренно движущемся лифте при отсутствии гравитации эквивалентен — не отличим от — ситуации в покоящемся лифте при наличии гравитации или, в более драматической формулировке, в свободно падающем лифте незаметно действие гравитационного поля. Принцип эквивалентности послужил Эйнштейну полезным инструментом при построении теории гравитации, но в уже созданной теории, как считал Фок, для принципа эквивалентности, по существу, места нет, он «растворился» в построенной теории.

3) Следующее отличие фоковского понимания эйнштейновской теории касается выбора системы координат. Фок подчеркивал, что хотя в принципе допустимы любые координаты, для решения конкретной физической задачи, кроме основных законов гравитации, необходимо выбрать какую-то определенную систему координат. И, более того, он считал, что существует некий вполне определенный класс систем координат, который имеет преимущественное — выделенное — значение, сходное с тем, каким обладают инерциальные системы отсчета в классической механике и в ЧТО.

4) И наконец, на первый взгляд не связанное с предыдущим, крайне скептическое отношение Фока к возможности космологии. Он считал, что понятие «Вселенная в целом» или «пространство-время в целом» не имеет права на существование в физике.

Не следует преувеличивать расхождение Фока с коллегами. Оно не касалось рабочего аппарата теории и решения конкретных задач. А расхождения в понимании и интерпретации коллега-прагматик мог бы заклеймить презрительным словцом из арсенала Ландау — «филология».

Но не стоит и преуменьшать это расхождение. Оно начинало действовать, когда речь шла о возможностях теории, о том, какие задачи ей под силу в принципе. А для самого Фока достаточно было собственной потребности устранить неясности и двусмысленности в основаниях теории, чтобы считать важными перечисленные отличия его позиции.

Помимо собственно научных аргументов, в дискуссиях Фока с коллегами незримо участвовала и советская история, знавшая и борьбу с «реакционным эйнштейнианством». Фок был главным и успешным защитником «эйнштейнианства» против цепных псов государственной идеологии. И тем не менее коллегам Фока трудно давались его выводы — в сущности вторичные, социально-психологические. Такие, например, что гениальный создатель теории Эйнштейн не вполне понимал результат своего творения или что исторически закрепившееся название «Общая теория относительности» не отражает сути теории.

Что можно сказать об указанных четырех пунктах Фока «с позиции физико-математической вечности», отвлекаясь от преходящих социальных завихрений?

Если прошедшие после смерти Фока четверть века считать временем, достаточно близким к вечности, а себя уполномочить говорить от ее имени, то первые два пункта вполне можно объявить бесспорными. Удивительнее то, что их оспаривали. Впрочем, по этим пунктам у Фока и раньше были авторитетные единомышленники на Западе (например, автор капитальных работ по теории гравитации Джон Синг).

Вряд ли, однако, сейчас найдешь серьезного союзника Фока в его отношении к космологии.

Третий — координатный — пункт расхождений касается слишком специальных деталей теории, чтобы его сейчас обсуждать, а специалисты в зависимости от их специализации скорее всего разошлись бы во мнениях.

Нам здесь, однако, важен не столько приговор истории по поводу всех этих пунктов, сколько то, какой вклад могло внести «учение диалектического материализма» в их физико- математическое содержание.