Знание-сила, 2000 № 03 (873)

Одним из первых историков христианства половцев и даже части монголов оказался Л.Н. Гумилев. Он же первым указал на необычность, если можно так выразиться, «степного христианства», представленного несторианством.

В отличие от ортодоксального христианства последователи учения Нестория, осужденного Эфесским собором в 431 году, придавали мало значения обрядовой стороне религии. Обязательны были только акты крещения и причастия, почему в ритуалах и символике несториан первенствующую роль играл священный сосуд, как правило, чаша («чаша Грааля»), изображение которой можно увидеть на скалах Азии от Каспия до Тихого океана. Несториане не были иконоборцами, однако не считали нужным почитание икон, а тем более — креста, который послужил орудием пыток и казней Учителя и его первых последователей. Отсюда отпадала необходимость в специальных храмах, которые оказывались невозможны в условиях кочевой жизни. Отрицая церковную иерархию как привнесенный извне институт Церкви, несториане ограничивались священниками, задачей которых была проповедь, наставление в учении и совершение двух главнейших обрядов — крещения и причащения.

Получается, что несторианство как нельзя лучше подходило для кочевого быта, поскольку никоим образом его не стесняло. Само учение было записано на свитках и в книгах, что предполагало обязательное распространение грамотности среди последователей Нестория. В основе его учения лежал тезис, что Иисус был не Богом, как учила ортодоксальная Церковь, а всего только совершенным и добродетельным человеком, избранным сосудом, наполненным божественной волей и благодатью, за что и было это учение подвергнуто анафеме ортодоксами.

Такая религия, простая и понятная, находила живой отклик в душах кочевников. Вместе с тем понятно, почему поиски каких-либо вещественных доказательств христианства половцев, не почитавших икон и креста, для раннего периода их истории обречены на неудачу. Хотя уверен, что духовность несторианства уводила половцев значительно дальше от язычества и идолопоклонства, чем ортодоксальность.

Далее. Традиционно считается, что «бабы» в своих руках держат сосуд, хотя при внимательном рассмотрении оказывается, что их часть похожа на свиток, другие — на книгу, и только немногие имеют сходство с сосудом. напоминая в этом случае об евхаристии («чаше Грааля»), а в двух других — об Учении. В некоторых случаях каменные бабы удивительно схожи с католическими надгробиями Западной Европы того же времени, на которых скульпторы точно так же изображали умерших в парадных одеяниях или доспехах, вкладывая им в руки евангелие или молитвенник.

Аналогия оказывается столь пол-, ной, что трудно удержаться от сопоставления брани монахов-летописцев в адрес половцев с их же более поздними инвективами «богомерзких латинов» в «идольском богослужении»! Пропасть, разделявшая в сознании православного духовенства XVI–XVII веков две Церкви, восточную и западную, оказывалась много глубже, чем между православием и мусульманством.

Столь же примечательны другие косвенные свидетельства христианства половцев. Речь идет о русско-половецких браках, занимающих особое место в системе матримониальных связей Древней Руси уже потому, что это единственные известные нам браки Руси со Степью. Никто из предшествовавших половцам кочевников не удостоился родства с так называемыми Рюриковичами — ни печенеги, ни торки, ни берендеи, ни угры, ни исламизированные волжские болгары, ни даже хазары, давшие Византии императоров и императриц. Русские князья женились или на дальних родственниках, или на христианках. Обратных примеров до середины и конца XIII века у нас просто нет. Предполагать, что в конфессионально-матримониальном вопросе для половцев было сделано исключение, нет никаких оснований. Остается думать, что половецкая аристократия исповедовала христианство. Последнее тем более вероятно, что, упоминая о браках с половчанками, летописи ни разу не говорят об их крещении.

Что же касается «еретичества» новоявленных русских княгинь, то оно, по-видимому; «гасилось» приобщением к православной обрядности и удостоверялось почитанием икон и креста.

Любопытно и другое. Половцы в своих контактах и симпатиях отдают явное предпочтение христианским народам. На половчанке — внучке Шарукана, дочери Атрака и сестре Кончака — женился в 1118 году вторым браком грузинский царь Давид IV Строитель, хотя придворная грузинская традиция строго соблюдала выбор царицы исключительно из круга христианских народов. Вместе с родственниками жены Давил пригласил для зашиты Грузии сорок тысяч половцев, которые в нескольких решающих битвах спасли страну от порабощения турками-сельджуками, особенно прославив себя в битве при Дидгори 12 августа 1121 года.