Знание-сила, 2000 № 04 (874)

Вена обещала молодому Фридриху 2500 дукатов ежегодно. Он ответил согласием. У него были нешуточные долги, и в Вене об этом хорошо знали. Конечно, следовало быть очень осторожным. Король не должен был ни о чем догадаться. Ведь принц был в опале, ибо незадолго до описываемых событий пытался бежать в Англию от опостылевшей отцовской муштры. Чтобы денежные дела принца остались в тайне, Зекендорф советовал ему по получении денег из Вены оплачивать не все долги сразу, а «из месяца в месяц возмещать их по частям». В таком случае Фридрих мог бы уверить своих друзей и кредиторов в том, что покрывает долги из сбереженного жалования.

Отныне в письмах к Зекендорфу будущий монарх восторгается «книгами», которые тот присылает. Конечно, он имеет в виду вовсе не книги, а дукаты. Когда Фридрих пишет: «Я посылаю вам в конверте романс, о котором вы меня просили», то подразумевает квитанцию, затребованную Зекендорфом. Изъявляя императору «преданность и огромное уважение», он в то же время без обиняков признается, что снова сидит «на мели».

Однако расчеты австрийского двора не оправдались. Своим бывшим заимодавцам молодой монарх отплатил чистой монетой. В декабре 1740 года, едва придя к власти, он без объявления войны напал на Силезию – одно из владений Габсбургов. Свершилось, как писали впоследствии, «сенсационнейшее преступление в истории нового времени».

Увы, политики, развращенные деньгами, никогда не бывают надежными союзниками. Коррупция, как ничто другое, расшатывает государственный организм. Любые «жизненные процессы» в нем приостанавливаются, слегка оживляясь лишь при очередной денежной инъекции. За фасадом немецкого порядка скрывались те же язвы, которыми отравлена российская власть. Пожертвовав свободой, нельзя спастись от коррупции – об этом свидетельствует опыт прусского государства, в котором «низы» были полностью безответны, а «верхи» – совершенно безответственны. Нельзя излечить больную страну, безжалостно муштруя народ. Надо сокращать чиновничью прослойку, которая затрудняет любой экономический оборот в стране – подобно тому, как разросшийся слой ткани закупоривает сосуды, мешая крови течь по ним. Одними только заботами о дисциплине подобные застойные явления в государственном организме никак не излечишь. Можно лишь довести маниакальную любовь к дисциплине до абсурда, как это сделал Гитлер. Но экономика от этого не станет нормальной. В этом еше один урок для нас, преподанный немецкой историей.

АРХИВ

Голоса крестьян

Благодаря усилиям Руководящей и Направляющей нам от прошлого остались одни обломки, осколки, обрывки, кое-как склеенные по чертежам «Краткого курса ВКП(б)». Нынешние молодые даже не оскорбятся, а просто удивятся, если им сказать, что их знания о коллективизации, раскулачивании и прочих событиях из жизни советской деревни практически полностью укладываются в пространство, очерченное «Кратким курсом», – просто «плюсы» в большинстве случаев бездумно сменены на «минусы». Наши представления о деревне – обрывки расхожих, не нами придуманных клише, которые мы, в зависимости от момента, складываем в ту или иную картинку. Если мы плачем о потерянных истоках и о трагедии народа -тогда хранилище национальной культуры, дед Щукарь и его лукавая мудрость, соседская взаимовыручка и взаимопомощь. Если горюем о том, как далеко еще нам до цивилизации, – тогда лень, пьянь и снизу доверху все рабы. Все это, может, и правда, только совсем окраинная, неважная, сути деревни никак не затрагивающая. А сути нам не видно, потому что у нас глаза иначе устроены. И поэтому план российских социологов во главе с английским профессором Теодором Шаниным: записать историю крестьянских семей со слов самих крестьян – стал задачей скорее культурологической, чем собственно социологической.

И надо себя в руках все время держать, чтобы все записать точно, не исправляя, не навязывая чуждую языковую норму. Иначе все разваливается и уходит: ритм речи, емкая образность, само мироощущение, остается серая суконная информация…

В собранных социологами и изданных недавно рассказах крестьян, отрывки из которых мы приводим, можно увидеть краешек совсем другого мира, устроенного не так, как наш, привычный. Как будто обнажается экзистенциальная основа бытия, от которой мы отделили себя давным-давно второй и третьей природой. Проблема жизни и смерти из гамлетовских раздумий перемещается в сказ о зернышках на оттаявшей земле или о четырех картошках в кожуре, не теряя при этом драматической напряженности и глубины. Ленин превращается в не столь уж значительный повод очередной схватки с природой, из которой в очередной раз крестьянин выходит победителем, прекрасно сознавая, что мог бы и проиграть и что рано или поздно непременно проиграет. В этой бесконечной схватке с природой ли, с властью ли главный и единственный приз – сама жизнь и главное орудие – непередаваемая, неизмеримая тихая упрямая жизнестойкость.

На фотографии: агитация за вступление в колхоз, 1929год

В ссылку