Знание-сила, 2000 № 05-06 (875,876)

«…наиболее ярких делений на „рыбаков“ и „рыб“ мы находим в христианстве. Символы раннего христианства — Рыба и Сеть — появляются в первом публичном выступлении Христа, когда он обращается к своим первым ученикам-апостолам. Иисус обещает рыбакам Петру и Андрею сделать их „ловцами человеков“. Заметим, что в дальнейшем тексте Нового Завета сложно найти такие места, где Христос столь откровенно говорит не о человеке вообще, но об управляющем звене своей системы (т. е. о ловцах). Любопытно также, что впоследствии символы Рыбы и Сети стали нести совершенно противоположный смысл. „Рыба“ вместо уловляемого человека стала означать самого Христа (как аббревиатура его имени и титула). А знак „Сети“ — две перекрещенные веревки — стали трактовать как „крест“ (символ ловца стал символом „спасения“ пойманного). Еще более странные искажения претерпели…»

К сожалению, у меня не было времени читать дальше. И как я понял, взглянув на часы, не было даже времени распечатать такой большой текст. Я послал ссылку себе домой, в двух словах рассказал девушке-администратору о том, что узнал о сережке-дримкетчере, и побежал на электричку.

Клетка 18. Псиэн

Если человек исследует неожиданные отношения, возникающие между предметами и их названиями, то рано или поздно он доходит до понимания того, что между самими отношениями тоже могут возникать неожиданные отношения. Возьмем, к примеру, первое попавшееся на глаза, то есть ресторан. В конце двадцатого века в русский ресторан вернулся известный стиль сервиса, ушедший оттуда вместе с буржуями и рябчиками в известный день, когда первые дожевали вторых вместе с ананасами. Выражаясь конкретнее — вернулось использование уменьшительно-ласкательных суффиксов при назывании блюд. Конечно, «картошечки» и «селедочки» продолжали существовать и в советское время, однако по-настояшему ресторанное сюсюкание вновь развернулось только в 90-х. И тогда же величие и могущество русского языка вновь стали понятны даже для человека из простого, обслуживающе-персонального сословья. В самом деле, едва ли можно найти адекватную замену «селедочки» в каком-нибудь английском. В лучшем случае получится «небольшая селедка» или «немного селедки», что имеет оттенок скорее отрицательный. Здесь можно было бы порассуждать о том, какими приемами компенсируют этот серьезный недостаток своего языка американцы, ибо они все равно вынуждены как-то обрабатывать клиентов. Однако человек, интересующийся не просто отношениями, а отношениями отношений, в этом месте благоразумно останавливается и переходит от имен к собственно предметам.

Оказывается — и это подтверждают надежные свидетели — между самими блюдами русских и американских ресторанов существует не менее четко выраженное отношение. Грубо говоря, у американцев порции оказываются больше (мы говорим сейчас о состоянии на конец XX века). Так, одному моему знакомому, решившему в те годы поесть где-то в Техасе, на просьбу дать салат принесли разрезанный пополам кочан размером с его же голову. Плюс, естественно, помидоры, пармезан и прочий перец. Знакомый, привыкший к российскому ресторанному салату 80-х (созданному скорее для того, чтобы помечать центр тарелки для тех. кто целится в нее упасть), был шокирован и почти оскорблен. Не отвлекаясь на официальные причины такой разницы, выделим наконец основное: уменьшительно-ласкательное именование блюд в российских ресторанах оказалось в особой гармонии с уменьшительно-ласкательными размерами порций в тех же ресторанах по сравнению с американскими аналогами. Можно даже заподозрить, что само возвращение сюсюканья в русский ресторан было вызвано не просто крахом социализма, а некими более глубокими причинами, восстановившими сбитое когда-то равновесие, особый закон, который связывает отношения между размерами блюд и их названиями в разных странах. Это подтверждается и тем фактом, что сейчас, когда размеры порций примерно сравнялись, уменьшительно-ласкательные суффиксы встречаются только в подчеркнуто-ретроградских ресторанах нашей страны. «Фарфоровская», следующая станция «Сортировочная».

Голос, объявивший станцию, отвлек меня от размышлений, и взглянув на эти размышления как бы со стороны, я с изрядной долей сарказма отметил, что новая псевдотеория выдумана даже не из головы, а из желудка. Когда я выбежал из Инфоцентра, я увидел вывеску китайского ресторанчика, где неплохо готовили, но было уже поздно, электричка отходила через две минуты. Оставалось только строить теории. Ладно, на голодный желудок лучше думается.