Знание-сила, 2000 № 12 (882)

Однако нет ничего удивительного в том, что некоторые ведущие советские ученые-физики (П.Л. Капица, например) настороженно относились к информации, получаемой по каналам разведки из-за рубежа, полагая, что их «дают нам для того, чтобы сбить с правильного пути». Следовательно, можно предположить, что далеко не все вовлеченные в советский атомный проект ученые, специалисты и управленцы до «успешно» проведенных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки полностью полагались на те сведения, которые поступали к ним из источников, близких к спецслужбам. Для государственных же деятелей с их особыми приоритетами, диктуемыми военной обстановкой, вообще вся эта «возня» с извлечением гигантской энергии из микромира выглядела химерой, а для многих представлялась расчетливым распространением дезинформации. Так было не только в нашей стране, но первое время и в США, и в Англии. Характерно, что такой сведущий в области военных технологий политик, как Уинстон Черчилль, ссылаясь на появившиеся в печати сообщения о возможности создания нового «сверхоружия» на базе атомной энергии, писал в августе 1939, что эти легенды подбрасываются в английскую прессу нацистской «пятой колонной» с целью деморализации нации.

Опубликованные материалы, относящиеся уже непосредственно к решающей фазе создания советского атомного оружия (1945-1949 годы), позволяют сделать ряд выводов, которые имеют прямое отношение к вопросу о способности (или готовности) руководства Советского Союза принять на себя риск новой большой войны с применением оружия массового уничтожения. Иными словами – ответить на вопрос, стала ли ближе третья мировая война после того, как сталинское руководство почувствовало себя в силах разрушить американскую монополию на атомное оружие.

Потсдамская конференция 18 июля 1945 года

По логике ряда критиков внешней политики сталинизма, атомное оружие в руках у тоталитарного режима могло только способствовать росту его агрессивности. Но, как видно из документов, здесь не было и не могло быть прямой корреляции. Постановления и распоряжения ГКО, СНК и СМ СССР, относящиеся к атомному проекту СССР, за 1945-1949 годы – прежде всего объективная констатация осознанного отставания Советского Союза в части научно-исследовательских и опытных работ в области «внутриатомной» энергии, отсутствия многих наукоемких производств, составляющих основу атомной промышленности («плохое наследство» по П.Л. Капице), неразвитость сырьевой базы, технологической зависимости (в материальном и опытно-экспериментальном плане) от зарубежных достижений- Организация Специального комитета и Первого главного управления (ПГУ) сразу же после бомбардировки Хиросимы и Нагасаки 20 августа 1945 года суть начало приведения в действие общенационального плана по созданию (с нуля) принципиально новой оборонной отрасли. Планировать блицкриг против мирового империализма, ставя перед собой одновременно такую задачу в полуразрушенной стране, было бы чистым безумием. Третья мировая война неминуемо должна была стать атомной, а к ней Советский Союз был не готов в абсолютном значении.

Более того, документы свидетельствуют, что производство атомных бомб с его колоссальной инфраструктурой вызвало отток высококвалифицированных научных, инженерных, управленческих кадров и рабочей силы из «старых» оборонных отраслей СССР, занятых производством традиционного вооружения, затрудняло маневрирование сырьевыми, технологическими и финансовыми ресурсами. Таким образом, РДС-1 («штрихкод» для первой советской атомной бомбы), еще не родившись, фактически сковала руки сторонникам неограниченного расширения сухопутных сил, ВВС и ВМС. Демобилизация армии, проведенная Сталиным после войны, была связана с этим либо прямо, либо косвенно. Родился, сознаваемый многими, фактор «сдерживания», базирующийся на диспаритете, реально сложившемся в области новейшего оружия массового уничтожения. Одна сторона успела использовать его в условиях войны, вторая – мысленно могла примерять на себе его эффективность, степень неприемлемого урона. Совершенно очевидно, что военные тревоги 1945-1950 годов могли оказаться более острыми и болезненными, не будь этого фактора сдерживания.

Опубликованные документы проясняют и связанный с предыдущими рассуждениями вопрос о сроках преодоления отставания СССР от Америки в области создания атомной бомбы и накопления атомного оружия. Первоначальные наметки в отношении РДС-1 и РДС-2 (первой и второй советских атомных бомб) оказались невыполнимыми. Согласно планам, к концу 1949 СССР должен был иметь три атомные бомбы. Словесная контригра с заявлениями об овладении секретом атомной бомбы, предпринятая советской дипломатией уже в конце 1945, хотя и грозила обернуться конфузом, но вместе с тем свидетельствовала о трезвом подходе Кремля к изменившемуся характеру войны в ядерный век и к вопросу о шансах СССР вести силовое противоборство с Америкой.

Ю. Харитон у макета первой атомной бомбы