Читаем Знание-сила, 2001 № 03 (885) полностью

Когда раздавали анкеты, я впервые столкнулся с тем, что такое локальная традиция: анкеты разрабатывались первоначально для работы в Полесье, поэтому не было смысла здесь, на севере, спрашивать, что такое удод и не называют ли его «московской зозулей»: в северных широтах он не водится. Зато надо было спрашивать то, чего в анкетах не было. Например, фигура пастуха существенно более мифологизирована на севере.

На следующий день небо и администрация села смилостивились над нами, и мы получили парты из школы, и кухонную посуду из столовой. Стало можно жить. Но жить начальник нам не дал – всех отправил «по бабам»[1 Пойти по бабам (общ. род) – отправиться опрашивать информантов. (- Я пошел по бабам. – К кому? – К пастуху).]. Естественно, к новичку был приставлен человек, уже бывший в экспедиции. В первом же доме вполне лесоповальная[2 Лесоповальный (-ая) – информант, в молодости отправленный на лесоповал, значит, мало общавшийся со старшим поколением и не знающий традицию досконально.] бабка[3 Бабка (обш. род) – информат. (- Я с такой бабкой разговаривала! 28 лет, а все знает!).] на вопрос про «хозяина» (домового) совершенно спокойно стала рассказывать про то, какой он, как он ей являлся и т.д. Я с удивлением понял, что курс фольклора, мной прослушанный, во-первых, имеет некоторое отличие от мертвых языков, а во-вторых, наш преподаватель не все выдумал. Не ожидал.

Следующая бабушка встретила нас фразой: «Опять пришли? Позапрошлый год были, записывали и опять? Все ведь уже записано» – что поделать, не одни мы на свете. Конкуренции, конечно, теперь особой нет, но обидно, когда тетрадку с молитвами «позапрошлый год курсантка (наверное, аспирантка) приезжала – я ей отдала», а еще обиднее, когда встречаешь опубликованные тетрадки из уже обследованных деревень. Ну да ладна.

Пошли мы в дальнюю деревню. Бабушка 1910 года рождения со слезами на глазах рассказала, как ей колдунья корову «закрыла» (то есть сделала так, что корову никто не мог найти). На наш вопрос, давно ли умерла колдунья, ткнула в окно: «Она живет вон в том доме, но не говорите, что я сказала».

К колдунье меня не пустили (мал был еще). Колдунья была 1903 года рождения. Про революцию она говорила туманно: «Был там какой-то переворот в семнадцатом годе…» Бесы у нее пережгли кипятильник (цивилизация наступает, но нечистая сила не сдается). Зналась она и с лешим, и с домовым. Про лешего рассказывать все не стала: внук у нее пас, ему могло это выйти боком; звала приехать зимой, тогда можно. Не сложилось.

Зато внук много рассказал про лешего; ему вторила жена. Накормили нас обедом, включили телевизор. Увидев людей в купальниках, они решили, что это «Элен и ребята». В сочетании с лешим это выглядело несколько странно.

Самое сложное и неприятное – расписывать кассеты; это может свести на нет все прелести экспедиции. Мало того, что везде надо ставить ударения и писать букву «л», а эта самая «л» бывает безударная, к тому же слышно очень плохо. Диктофоны были плохие. Но и на хороший диктофон записывать надо уметь: не стесняться и засовывать его информанту под нос. Ничего, не смущаются. Между прочим, пять лет назад люди опасались незнакомцев с диктофонами, часто себя не называли. Сейчас стало как-то проще.

Постепенно, уже на второй день, к нашему дому стали стекаться «пингвины». Вообще наши гости, которые лучше татарина, делятся на несколько категорий: пингвины, шевальеры и «друзья». Пингвины, неловко переваливаясь с ноги на ногу (за что и получили свое название), приходят клянчить деньги на бутылку Или что-нибудь продать за цену бутылки. Пингвинам лет 30-40. Шевальеры (15-45 лет) приходят знакомиться с девушками. Знакомиться с ними обычно приходится нам, поскольку девушки отказываются. В ходе нудаых и продолжительных переговоров обычно удается убедить шевальеров, что все девушки замужем или уже спят. «Друзья» (15-55 лет) приходят поговорить, предложить выпить и иногда познакомиться с девушками. Последнее, скорее, этикет – чтобы не обиделись. Но главное – поговорить. Кжорят они очень долго и нудна После общения с ними хорошо удается брать измором кого угодно, от кого что-нибудь надо, – приобретаются некоторые навыки.

В первой моей деревне были пингвины. Один из них со всеми каждый раз знакомился, со мной лично – пять раз. Каждый раз предлагал что-нибудь за десятку: свитер, варенье, тушенку. Узнав, что мы «фигню собираем», он стал сватать бабушку, которая уже была лучшим нашим информантом. Тоже за десятку. В какой-то раз он рассказал, где она живет, десятки не спросил, но велел не говорить, что пришли от него: «Она моя мать, узнает, что я послал, – выгонит».

Перейти на страницу:

Все книги серии Знание-сила, 2001

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное