Наверное, ничем современная нам западная цивилизация так не гордится, как высоким уровнем терпимости, достигнутой по отношению к иным мнениям, социальным слоям и группам, к нетривиальному поведению вообще. На самом же деле, цивилизация, мняшая себя христианской, исхитрилась-таки выработать полнейшее презрение к истине, принимаемое за толерантность. Или аборт – убийство или нет, или гомосексуализм – грех или некая вполне нормативная сексуальная ориентация, или Библия – святая книга или набор бабушкиных сказок. Примирение позиций здесь возможно только при полном пренебрежении истиной. То, что мнилось в течение последних двухсот лет социальным прогрессом, было на самом деле все большим расширением понятия нормы. И скорее всего, на первом этапе это смягчало нравы: например, общественно неопасных умалишенных перестали заковывать в цепи.
Но бесконечное расширение понятия нормы вконец обессмыслило его. Любые моральные суждения стали невозможны. В американской шутке «Труп – это человек альтернативной жизненной ориентации» больше правды, чем хотелось бы. Но на вот этом-то презрении к истине подвешено и благополучие закатывающейся Европы.
Беда же цивилизации, пренебрегшей истиной, всегда состоит в том, что она никогда не живет одна, а ее молодых и задорных соседей истина очень даже может интересовать. И не было б в гом же гипертрофировании мистического ничего дурного, кабы не паралич воли, неизбежно за этим следуюший.
Конец XIX, начало XX столетий стоят пристального вглядывания, уж очень многое проясняется при таком рассмотрении во времени сегодняшнем. И тогда, и сегодня в отвыкшей воевать западной цивилизации созревало ощущение вечности существующего порядка, и как-то не хотелось думать о том. что большинству человечества не сладко естся и не мягко спится. А чувство глубокого удовлетворения достижениями (реальными!) мешало видеть в горке подстрекателей, зрящих истину, будущих разрушителей такого славного мирового порядка. И ведь не отнять у времен упадка своеобразного очарования: предреволюционная Одесса, сытая, веселая и беспечная, в ней даже смена веры происходила под местным наркозом всеобщей беззаботности. Но молодые варвары-большевики всегда наготове, и сила их – не только в крепких зубах, но и в бесспорности видения истины.
А декадентская утрата воли к ясному знанию немедленно сопровождается нарастанием роли хэппенинга. Символизм и постмодерн, отказываясь от традиционного идеала познания, требующего жесткой дисциплины ума, взамен предлагают слияние культурного и интеллектуального акта с самой жизнью. Перенос центра тяжести на хэппенинг работает в том же направлении, сковывая волю и лишая возможности различать добро и зло. Если всякое переживание (лишь бы сильное!) ценно, если утрачены критерии добра вразумительные и прозрачные (ну, вроде десяти заповедей), то очень понятным становится упоение эстетикой кожанок, маузеров и тачанок. Не случайно левая интеллигенция всех мастей, обожающая хэппенинг, несет в себе зерно разрушения традиционных ценностей, еше вчера внятных и очевидных.
Неверно думать, что атрофия воли к истине немедленно сопровождается тотальным нарастанием невежества. Напротив, декадентские десятилетия, завершающие XIX и XX века, сопровождаются невиданной активностью в составлении и издании всех и всяческих энциклопедий и словарей. Брокгауз и Ефрон, Британика и Еврейская энциклопедия, любовно иллюстрированные и переплетенные, призваны символизировать торжество разума. Полезность составления справочников несомненна. Но механическое накопление знаний (всегда по привычке противопоставляемое невежеству) вовсе не свидетельствует о порыве к истине, напротив, под обложкой энциклопедии соединены суждения, заведомо противоречашие друг другу, – ничего, кроме легкого касания проблемы, знакомство со словарной заметкой дать не может. Чтение специального труда – утомительное дело, а человек декаданса, ох, как не любит утомляться, в деле же наведения интеллектуального лоска энциклопедия бесценна. Всякий же тупо копающий в одном направлении и взыскующий последней истины выглядит варваром.
Христианство первых веков было очевидным варварством в сравнении с греко-римской цивилизацией, это через полторы тысячи лет христианство создаст христианскую культуру. Но энергии видения истины первым христианам было не занимать, и дни Рима были сочтены. Сегодня самая молодая из мировых религий – ислам – наступает повсеместно, и мало кто берется отстаивать интересы всей обленившейся западной цивилизации перед исламским миром, в котором все еще за честь почитается положить жизнь за истинную веру.