Когда мы разговариваем, задача заявить о себе, но не вызвать агрессии решается преобладанием индикатива – изъявительного наклонения. Так же изъявительно щебечет зяблик, если соперник сохраняет дистанцию. И зъяви – тельно грумингуютобезьяны. Изъявительно пишется эта статья. Впрочем, не всегда – там и сям проглядывают нотки неуверенности, условности. Сослагательное (или условное) наклонение также лишено агрессии и инфантильно. Вдобавок оно требует хорошей способности к экстраполяции. У животных сигналы, которые можно истолковать, как «вот бы…», передаются во время игры. Например, собака берет поводок, наклоняет голову и говорит: «М?» – «А неплохо бы поиграть?!». Эти два наклонения составляют ось дружелюбного общения. Они «мирные» – агрессия жизненного натиска в них есть, но она глубоко спрятана.
– Приберись-ка, друг мой (повелительное).
– Ты уберешь когда-нибудь или нет? (вопросительное)
– Больше не желаю повторять (молчаливое).
– Там уже кто-то хрюкает под кроватью (юморное).
– Никогда ты сам не убираешь! (обманное).
– А я в детстве всегда это делал (мифическое).
– Накажу, как в тот раз! (прошедшее- будущее)
– Выкину все в форточку (фантастическое).
– Ну, и живи в свинарнике. (А это какое «наклонение»? Придумайте сами.)
По-настояшему агрессивен только императив, особенно его разновидность – вопрос. Выяснить, почему это так, непросто. И все же попробуем. В процессе эволюции императив возникает как сигнал диалога «родитель – детеныш». Родитель дает указания, которые детеныш должен выполнять ради своего выживания. Детеныш в свою очередь приказывает родителю заботиться о нем. Из этих сигналов эволюционирует вопрос – императив в форме дай мне ответ. Поэтому, спрашивая, человек имитирует детское выпрашивание: тянет трубочкой губы, поднимает брови, повышает голос, обращает ладонь кверху, прячет грудь, но открывает шею и лицо. А чтобы выразить императив-приказ, имитируются черты взрослые, прямо противоположные тем, что были сейчас описаны.
Некоторые элементы диалога «родитель – детеныш» в ходе эволюции социального поведения заимствуются ритуалом агрессии. Агрессивная стычка – это не столько стремление разорвать противника в клочья, сколько спектакль, цель которого – выяснить отношения с наименьшими потерями. Начинается он взаимным обследованием, словно задаются вопросы, кто таков. Обычно участники сразу выясняют, что они не на равных: кто-то больше, подвижнее, ярче. Немалую сумму «очков» добавляет и роль «хозяина» – ее получает тот, кто раньше занял и пометил данную территорию. Если «обследование» результатов не принесло, начинается поединок. Когда один из соперников получает перевес, у него запускается поведение родителя, а среди сигналов преобладают «приказы». У более слабого появляется больше «вопросов», затем «просьб». Последняя просьба – о пощаде, а приказ – об изгнании. Если же, будучи членами одной социальной группы, они расстаться не могут, победитель получает статус доминанта, а проигравший – подчиненного, что оказывает влияние на все их дальнейшее поведение.
Обезьяна, ощутившая себя доминантом, при конфликте держится повелителем: скалит зубы, делает выпады, бьет рукой. А обезьяна-подчиненный действует по-другому: тянет губы, вскидывает брови, подвывает – словно задает вопрос: «Ты че?». Весьма сходно использует «наклонения» собака, когда прислушивается к чужим шагам за дверью, если слегка струхнула, то: «Буф? Р-р-р?»
– это кто еще там? А если уверена в себе, то: «Гар-ар-ав!» – убирайтесь! Очевидно, состояние доминирования задает более высокая «концентрация» злости, чем страха, а подчинения – наоборот.
Сходные невербальные механизмы действуют и в ритуале агрессии у человека. А смысл изречений не так уж важен. Обычно мы выражаем агрессию вопросами (ты чо это? штё ты сказал?), в которых бесполезно искать логику. Остроумно описал эту ситуацию Григорий Остер, создатель науки «папамамалогия». В ней взрослого человека легко отличить по способности задавать глупые вопросы. Например: как тебе не стыдно? Что же ему ответить? Может быть: мне не стыдно очень? Или: мне не стыдно чуть-чуть? На самом деле, все это эмоции, а не информация. И верный ответ на что ты наделал?! лежит совершенно в иной плоскости: не индикатив: я наделал то и это (о, как вылезут на лоб глаза!), а детский императив: простите меня.
Когда агрессии много, с детской мимикой начинают бороться сигналы злости: поднятые брови захмуриваются, а вытянутые губы поджимают кайму, цедя: ты чу-у-у?! Если же встреча имеет шансы закончиться сексом, все наоборот: брови взлетают: рад сердечно, а губы выворачиваются: ой, что это у вас, хё-хё? Кстати, для правильного вытягивания губ даже слова подбираются нужные: what, quod.
Итак, вопрошание первоначально предназначалось для запуска агрессивного ритуала, а для получения отвлеченной информации стало использоваться лишь в позднейший (полагаю, чуть ли не цивилизованный) этап эволюции.