Знание-сила, 2002 № 12 (906)

Первой проблемой, оказавшейся в центре обсуждения, стал вопрос о том, насколько современное западное общество воплощает идеалы открытого общества и, соответственно, может быть путеводной звездой для России. Дело в том, что один из самых важных для политической философии результатов, полученный К. Поппером, состоит в утверждении тождества теории познания и политической теории. Симметрия проблем, рассматриваемых в столь удаленных друг от друга областях знания, проявляется в следующем. В теории познания мы можем ставить вопрос о том, что должно быть источником наших знаний, – опыт, теория, интуиция или еще что-либо, а можем заменить его вопросом о том, насколько надежны наши знания безотносительно к тому, каков их источник. Совершенно аналогично и в политической теории: вопрос о том, кто должен управлять обществом – пролетариат, буржуазия, наиболее достойные его члены и тл., – должен быть заменен вопросом: каким образом следует управлять обществом?

Постановка вопросов и, главное, поиск ответов на них предполагают наличие механизмов рациональной критики. По Попперу, метод проб и ошибок является универсальным методом приобретения нового знания от амебы до Эйнштейна. Специфика научного поиска состоит лишь в том, что здесь мы сознательно ищем ошибки, то есть проверяем наши теории на опровержимость. Соответственно, открытое общество мыслится, гю аналогии с Большой Наукой, некой идеальной моделью научного сообщества, в которой предполагается максимальное проявление механизмов рациональной критики, не искажаемой ни предрассудками, ни интригами, ни игрой мелких самолюбий или административным произволом.

Между тем такая трактовка открытого общества представляется все более уязвимой для критики. На предыдущих чтениях уже отмечалось, что Большая Наука не может служить прообразом открытого обшества, поскольку в отличие от него не построена на принципе эгалитарной демократии – «один человек – один голос». Более того, Большая Наука рациональна именно потому, что не построена на этом принципе. Глубокий демократизм Большой Науки состоит в равенстве всех перед истиной, а вовсе не во всеобшем равенстве, предполагаемом всеобщим избирательным правом.

Доклад С.П. Капицы, прозвучавший на чтениях первым, как бы задал главную ось для дальнейших дискуссий. Основной пафос доклада – в неизбежности глубочайших социальных преобразований при переходе к новому этапу развития человечества. В течение всего времени существования вида Homo sapiens его численность постоянно росла, за исключением относительно кратких периодов, когда она снижалась в результате эпидемий, войн либо иных природных или социальных катаклизмов. Сейчас же происходит переход к стабилизации численности человечества, а возможно, даже к последующему ее сокращению. Этот переход должен завершиться уже в нынешнем столетии, и вполне очевидно, что он повлечет за собой беспрецедентные по глубине социальные преобразования, а невероятно ускорившееся течение исторических процессов связано не только с научно-техническим прогрессом, но и с революционностью происходящего перехода. Революционен же он даже в намного большей степени, чем уже отшумевшие социальные революции.

Трудно рассчитывать на то, что этот переход будет гладким и безболезненным, или хотя бы на то, что социальные бури обойдут стороной наиболее развитые страны. Страшные звери уже потихоньку выползают из своих нор и начинают, пока еще не слишком успешно, терзать ткань мирового экономического пространства. Не надо думать, что противостоять глобализации – все равно что противиться дрейфу континентов. Процессам экономической интеграции, вопреки распространенным иллюзиям, вовсе не присущ неуклонный прогресс. Напротив, эти процессы носят циклический характер. Чередованию циклов интеграции и дезинтеграции в развитии мирового хозяйства посвятил значительную часть своих исследований замечательный экономгеограф Б.Н. Зимин (1929 – 1995). Им было убедительно показано, что мирохозяйственная система во главе с Англией как главным интеграционным центром сложилась в середине XIX века, и в 1913 году мировое хозяйство было несравненно более интегрированным, нежели полвека спустя, пережив глубочайшую дезинтеграцию не только во время мировых войн, но и в перерыве между ними.