Во все времена люди пытались общаться друг с другом, даже если их разделяли километры. Технический прогресс сделал возможными самые разные связи — телеграфные, телефонные, факсимильные, спутниковые, но они так и не смогли вытеснить привычную почтовую связь. А первый «почтовый ящик» появился, когда был открыт морской путь из Европы в Индию. Им стал большой камень, который сейчас хранится в морском музее Кейптауна. После того как португальский мореплаватель Диаш в 1486 году впервые обогнул мыс Доброй Надежды, его последователи, направляясь в Индию, обязательно причаливали к берегу, чтобы пополнить запасы питьевой воды. И там, под заветным камнем, моряки оставляли свои послания, которые забирали корабли, идущие в обратном направлении. Эта связь действовала не одно столетие.
Конечно, обмен почтовыми посланиями надо было как-то упорядочить. Первым придумал официальные штемпели на письмах с проставленной датой отправления главный английский почтмейстер Бишоп. И в 1661 году такая почта начала действовать.
Правда, в 1992 году во время раскопок в Сирии немецкие археологи нашли настоящий конверт с официальным штампом, согласно которому письмо было отправлено из города Тона в XIII веке до новой эры. При этом на конверте была приписка, запрещающая вскрывать письмо посторонним лицам. Но ученые, конечно же, его вскрыли.
Сегодня в Швейцарии, которая не имеет никакого отношения к таким древним письмам, на каждого жителя приходится в среднем по 655 почтовых отправлений в год, в то время как в России — 38. Получается, что каждый швейцарец ежедневно отправляет чуть ли не по два письма, несмотря на наличие телефона.
Михаил Голубовский
(С.-Петербург — Северная Каролина)
ДЕЛО
Анатомия сталинских провокаций
Почему и как биологи Роскин и Клюева и их исследования оказались вовлечены в 1946 году в жестокие сталинско-ждановские игры вроде «суда чести»? Здесь, видимо, есть элемент диктаторской прихоти, как выбор писателей Ахматовой и Зощенко для идеологической экзекуции. И есть элемент «закономерной случайности», который связывает эти два события. Авторы книги В. Исаков и Е. Левина рассматривают дело КР в ландшафте множества внутри- и внешнеполитических событий, которые определили на грани 1947 года переход к «холодной войне», самоизоляцию страны во всех сферах. Особенно интересно, как сложились отношения науки и сталинской власти.
Когда почтенный английский биолог Бэтсон, один из основателей науки о наследственности, автор термина «генетика» и учитель Н.И. Вавилова, приехал по его приглашению в 1925 году на 200-летний юбилей академии, он был поражен числом новых институтов, под которые отдавались бывшие дворцы и особняки, церкви и храмы. Бэтсона поразили степень государственной поддержки науки, энтузиазм профессоров и научной молодежи, вера, что именно наука и она одна — источник будущего счастливого общества.
Но уже тогда Бэтсон как искушенный естествоиспытатель и наблюдатель заметил, что университеты и исследовательские институты вовсю используются для распространения коммунистических идей. Везде он видел «красную комнату» с бюстами и портретами Ленина и вождей, партброшюрами. Заметка Бэтсона о поездке в журнале «Nature» от 7 ноября 1925 года заканчивается тревожной пророческой нотой: «Мы не увидели и следа свободы. Нынешние условия в России свидетельствуют о дисгармонии, очевидной для каждого наблюдателя». Классик генетики усмотрел возникающую опасную дисгармонию, ускользавшую обычно от всех приезжающих в СССР. Вспоминается фильм-метафора Феллини «Репетиция оркестра». Все действие происходит в репетиционном зале. Уже в самом начале возникает дисгармония «дирижер — оркестр», на потолке зала появляется трещина. Она все расширяется по мере репетиции, но се как бы не замечают и играют, пока наконец потолок не обваливается.
Во все периоды советской власти со времен Ленина параллельно шли два процесса — количественный рост одних направлений и репрессии, удушение других. Дело КР — очевидная иллюстрация этого.