Знание-сила, 2003 № 12 (918)

Ситуация усугублялась тем, что из-за перенесенной в детстве болезни он был освобожден в университете от занятий на военной кафедре, и соответственно, когда его призвали в армию, ему пришлось служить не офицером, как остальные, а рядовым. Причем и здесь его преследовал злой рок: он попал в стройбат. Не надо вам, наверное, объяснять, что за публика бывала обычно в стройбатах. Когда мы узнали, что Саша на себе испытывает все «прелести» армейской «дедовщины», то втроем — Саша Рожавский. Юра Забродскии и я — поехали к нему в часть, под Конотоп, чтобы морально поддержать и поговорить с офицерами. Правда, к тому времени у него уже нашлись заступники, но «хлебнуть» ему в армии пришлось сполна. Я помню, как он говорил впоследствии с горечью, что по морде он уже получал, так что страшно ему уже не будет.

Проблемы с трудоустройством продолжились у Саши и после армейской службы. А ведь во время учебы мы были абсолютно уверены, что нас ждет замечательное будущее, связанное с интересной работой. К физикам в стране относились тогда с особенным уважением как к интеллектуальной элите общества. Но, по сути дела, ему так и не позволили заниматься наукой. Неофициально он, конечно, ею занимался — физику-теоретику для работы достаточно головы, бумаги и карандаша. А работал он, где придется, например, сторожем в зоопарке, это совсем рядом с университетом. Я приходил к нему. Он сидел среди клеток со зверями и писал формулы. Тогда он, видимо, и принял окончательное решение об эмиграции. Говоря совершенно объективно, так получалось, что все обстоятельства жизни просто выталкивали его из страны. И спустя пять лет после окончания университета, пять лет безрезультатной борьбы за возможность работать физиком, он уехал.

Когда Саша в 1976 году уезжал из страны, а он был первым уехавшим из моих близких знакомых, для меня это было все равно, что он улетел на Марс. Мы оба были уверены, что расстаемся навсегда и больше никогда не увидимся. Так, собственно говоря, и получилось. Саша впоследствии ни разу не приехал в Харьков, не удалось нам встретиться и во Франции, во время моей первой загранкомандировки в эту страну мы разминулись с ним буквально на шин день.

Нужно заметить, что ко времени отъезда Саша хорошо знал английский язык, что в то время было не совсем тривиально. Дело в том, что в нашей компании был тогда некий Боб Тенсор. Его отец Джек Тенсор, коренной американец, в 30-е годы по идейным соображениям уехал из США в Союз, осел в Харькове и стал преподавать здесь на курсах английского языка. Эти курсы еще в студенческие годы и закончили Виленкин и Рожавский. Любопытно, что «идейный коммунист» Джек Тенсор вскоре захотел вернуться на родину, но ему удалось это сделать только в конце 70-х годов уже пожилым человеком.

Я думаю, что работа Саши сторожем в зоопарке — это уже был некий демарш. Его отношение к окружавшей нас действительности эволюционировало у меня на глазах. Например, в разгар своих бед он как-то сказал, что перестал понимать преимушества социализма. Причем ни антисоветчиком, ни диссидентом он никогда не был, в этом я абсолютно уверен. Я понимал, что с ним происходят ужасные вещи, но мне казалось тогда, что это какая-то чудовищная несправедливость, что судьба должна ему улыбнуться и эмиграция — это слишком резкий шаг. Мы не раз обсуждали с Сашей его выбор, но он был человеком достаточно твердым и, приняв решение, уже не сомневался в его правильности.

Он уехал и на какое-то время вообще выпал из поля зрения — это сейчас можно легко зайти на сайт его университета или написать электронное письмо, а тогда все, что касалось Саши, мы, друзья, поначалу узнавали от его мамы. Родители остались в Харькове — отец Саши Владимир Львович, доцент геолого-географического факультета, фронтовик, убежденный член партии, человек старой закалки, не захотел эмигрировать. Впоследствии у него из-за отъезда сына были неприятности.

...В моей домашней библиотеке до сих пор есть несколько книг по обшей теории относительности и гравитации, которые были приобретены в годы нашей дружбы с Сашей. Я помню, как мы вместе их читали и обсуждали. Саша вообше в моей жизни человек ключевой, но переписываемся мы лишь изредка и, что характерно, по- английски. Иногда он звонит. А вообще сейчас у меня друзей-однокурсников за границей живет больше, чем осталось здесь, на Украине. Это трагедия нашего поколения.

Полет над гнездом кукушки

— Владимир Михайлович. — спрашиваю я профессора Гвоздикова, — как теперь ясно, драматическая судьба Александра Виленкина — не исключение. Он был одним из первых, но далеко не последним талантливым физиком Харькова, который был вынужден покинуть родину: Можно назвать это «утечкой умов», можно — «исходом». Уезжают ли сейчас ваши выпускники?