Знание - сила, 2003 № 09 (915)

— Опять смешиваете понятия. В свое время еще Карл Маркс (или Ленин, право, не помню) сказал, что идеи становятся материальной силой, когда они овладевают массами. Много лет спустя О. Тоффлер, хотя и имел ввиду, разумеется, нечто совсем иное, заметил, что информация служит самым демократическим источником власти. Все это так. Но ни одно из этих высказываний не относится к знаниям. Знание — продукт индивидуальных усилий, и массами оно не «овладевает». И никакой «демократии» в приобщении к ним, увы, не наблюдается. Быстро становятся всеобщим достоянием лишь те идеи, которые, собственно, для этого и выдвигались.

Скорее, следует говорить о технологиях, которыми каждый может воспользоваться. Но здесь возникает еще более интересная и глубокая проблема. Можно, конечно, поставить компьютер в каждой школе; сам по себе он не дорог. И можно выйти в Интернет. И посмотреть какой-нибудь завлекательный порносайт. Или прочитать анонсы газет. Но чтобы подписаться на адресную рассылку новостей, то есть попытаться «профильтровать» информационные потоки, нужно ввести номер своей кредитной карточки и заплатить какие-нибудь 10 долларов за годовую подписку на эту услугу. Но поставить в сельскую школу три компьютера — это еще не раздать старшеклассникам пятьсот кредиток. Да и кредитки — еще не знание английского, которое позволит прочесть присланные материалы. И даже обеспечив английский, мы еще не «погрузим» человека в среду, где рождена усвоенная им информация, а без этого вероятность того, что далекий мир воспримет его рассуждения «на заданную тему», бесконечно мала. Выходит, открывая окно в мир, не мы включаемся в существующие в нем информационные потоки, а эти потоки «включают» в себя и нас. Обратная связь практически отсутствует.

— Неужели «прорыв» в новое общество невозможен? А как же опыт многих азиатских стран, столь успешно развивавшихся в 70-е и 80-е годы?

— Но там речь идет всегда и только об ускоренном индустриальном развитии. Оно может подталкиваться политическими методами, как это было в середине XX века в СССР или в гитлеровской Германии, или экономическими, как в Корее или Китае. Но результат будет один: увеличение производства массовых товаров. Германия достигла невероятных успехов в производстве вооружений. СССР — в выплавке стали. Япония — в поставках на мировой рынок электроники. И что? Россия до сих пор не производит отечественного автомобиля с автоматической коробкой передач, а в Корее программное обеспечение для массово производимых компьютеров импортируется на все 100 процентов. Уровень жизни можно повысить радикальным ускорением хозяйственного развития. Но «создать» постиндустриальное общество такими же методами нельзя.

Более того. «Ускоренное» развитие» позволяет повысить уровень жизни или сократить стратегическое отставание от других стран. Но чем выше уровень жизни, тем актуальнее реализация уже не массовых, а индивидуальных потребностей. А искусственно мобилизовать людей, почувствовавших вкус к творчеству и самореализации, практически невозможно. На определенном уровне — приблизительно на таком, на каком сами западные страны были в 60-е годы, — возникает предел мобилизационного развития и начинает формироваться новая мотивационная система. Результатом и становится возникновение элементов постиндустриализма. Но для этого нужны, во-первых, высокий уровень благосостояния, во- вторых, система ценностей, которая высоко ставит интеллектуальный рост, и, в-третьих, заинтересованность сограждан в потреблении производимых информационных благ. Многих из этих элементов у нас сейчас нет. Главная задача России сегодня — пройти путь хорошей индустриальной страны. И решать ее нам предстоит долгие годы.

— Мне все же кажется, что мы вообще несколько отличаемся от стран того же уровня экономического развития, но прошедших этот путь традиционным образом. Например, у нас довольно развитая система образования. Дает ли все это нам хотя бы некоторые преимущества для вхождения в постиндустриальное сообщество?