Не удивительно, что через три года Гамов стал членом-корреспондентом Академии наук СССР, самым молодым в ее истории. Но стать самым молодым академиком ему не довелось, потому что он почувствовал себя на родине очень неуютно. Главным стал холод крепчавшей научной бюрократии. В результате — гололедица, когда свободно двигаться по дороге научной жизни можно лишь в специальной обуви. Гамов мог бы добавить — "или если из пешехода уже сыпется песок", потому что создать Институт теоретической физики ему помешали старшие товарищи по академии.
Только один академик старшего поколения относился к Гамову с полным доверием и старался "дать свободный простор его работе". Это был В.И. Вернадский, директор Радиевого института, считавший, что "одаренная для научной работы молодежь есть величайшая сила и драгоценное достояние человеческого общества, в котором она живет, требующая охраны и облегчения ее проявления". Именно он выдвинул кандидатуру 27-летнего Гамова в Академию наук.
Джордж Гамов в автобиографии не вспомнил российского геохимика и мыслителя. Так может быть, в истории космологии тем более не следовало бы это делать? Наука, однако, устроена так, что ее разделение на области и департаменты довольно условно. Одна из проблем, сильно занимавших геохимика Вернадского, — распространенность и история химических элементов на нашей планете. Но именно распространенность и история химических элементов во Вселенной стала для Гамова — опять! — отмелью в метафизически бездонном и почти безжизненном тогда океане космологии. Именно эта отмель позволила ему задать содержательный физический вопрос по поводу происхождения Вселенной: каковы были условия в начале расширения, во время Большого Взрыва, что его "осколками" стали разные химические элементы в наблюдаемой пропорции?
Разумеется, одним жгучим научным интересом его бывшего директора и попечителя не объяснить рождение гамовской идеи о Большом Взрыве. Так же как не свести его теорию альфа-распада к работе Л.И. Мандельштама и М.А. Леонтовича, решивших в начале 1928 года общую квантовую задачу о прохождении частицы через барьер. В обоих случаях самому Гамову надо было проложить туннель под барьером, состоящим не только из математики, но и, главным образом, из физики.
Чтобы пробить туннель под вторым физико-математическим барьером, Гамову пригодилось и мощное развитие адерной физики, и раскрытие источника звездной энергии, и даже, вполне возможно, вовлеченность в создание термоядерной бомбы. Но творчество — такая хитрая вещь, что здесь разложить все по полочкам невозможно. И вполне справедливо особое внимание уделить тому, кто сумел взять с разных полочек нужные компоненты и создать из них нечто совсем новое. Гамов это смог сделать. Благодаря ему космология из философско-математической и астрономической науки превратилась в физическую.
Осталось только сказать о третьем мировом достижении советского ядерщика и американского космолога — на этот раз в области биологии. Когда Дж. Уотсон и Ф. Крик открыли в 1953 году "двойную спираль" — структуру молекулы ДНК, открылся и новый научный океан — молекулярной генетики. Существование генов, доказанное еще Менделем, стало возможным пощупать молекулярно. И здесь на 6epeiy нового океана оказался Гамов. Он не стал дожидаться, пока построят электронные микроскопы и научатся препарировать нуклеиновые спирали. А обратил внимание, что генетические рецепты 20 нуклеиновых кислот, из которых устроено все живое, написаны алфавитом, в котором всего четыре буквы. Как это можно сделать, например, если слова этого языка все трехбуквенные? Но это уже не биология, а теория кодирования!? Да, конечно, речь идет именно о генетическом коде, важный шаг к разгадке которого сделал Джордж Гамов.
Быть может, именно интерес к генетике и ее трагическая судьба на родине побудили Гамова в автобиографии 1968 года предсказать свое будущее в России — "концлагерь в Сибири за взгляды на мировой эфир и квантовую неопределенность". Если ему и в самом деле удалось прочитать это будущее в социальных генах организма, называемого сталинизмом, то он был воистину выдающийся генетик. Однако в этом его предсказании можно и усомниться. И не только потому, что директорами советских институтов, в которых он работал, были царский генерал А.Н. Крылов и член Временного правительства В.И. Вернадский. А потому что Советской власти для своей государственной мощи была нужна физика. Конечно, ни горячей Вселенной, ни молекулярной генетики советскому Гамову было бы не видать. Но одним из отцов советского ядерного оружия и, соответственно, трижды Героем он бы мог стать. Гамов, однако, предпочел менее героическую биографию. Был ли он прав? На такие вопросы история науки не отвечает.
Телохранители и правители