Такой, например, важный праздник, как день св. Георгия, или Юрьев день (6 мая), на Украине был связан с заботой о будущем урожае и скоте. Праздничный лень начинался с того, что все село от мала до велика во главе со священником и причтом крестным ходом обходило общинные поля. На поле выносили хоругви и иконы, украшенные цветами и лентами, вывозили бочки с водой, которую здесь же освящали (и она становилась лечебной). Прямо в поле совершался благодарственный молебен об урожае и ниспослании летних дождей; освящали не только молодые всходы, но и скот, который в этот день впервые выгоняли на открытые пастбища. Все заканчивалось, как правило, семейной или общей сельской трапезой на поле. Остатки еды хозяева закапывали в посевах: освященная пасхальная пища, которую хранили специально до этого дня и доедали во время юрьевского обеда в поле. Такая своеобразная жертва земле во имя будущего урожая.
Были и совсем другие праздники, которые, разрывая череду будней, отменяли на время и нормы повседневной жизни, поражали своей разнузданностью. Таких праздников в традиционном народном календаре немало; прежде всего это Масленица. На севере России, на Урале, в Сибири и в других местах в последний день Масленицы при стечении народа мужики, например, разыгрывали на морозе сценку о том, как «Масленка парится в бане»: мужик, изображавший Масленку, раздевался донага, брал веник, входил в «лодку» и там парился на потеху публике. Так «парились» не только и не столько молодые озорники, но и люди старшего возраста, весьма почтенные и пользующиеся уважением. Значит, это когда-то было не развлечением, а важной частью масленичного ритуала.
На Масленицу парни и девушки общались друг с другом гораздо свободнее, чем в будни. Они могли парами кататься с гор и на лошадях, участвовали в общих гуляниях и проводили вместе много часов подряд. В Поволжье на Масленицу молодые люди «собирали целовки»: парень, усадивший себе на колени девушку и скативший в санях с горы, имел право прилюдно ее поцеловать, что не бросало тень ни на него, ни на нее. Целовались обычно долго и взасос, отчего к концу Масленицы губы у девушек чернели.
Единственное, что объединяло практически все праздники любого смысла и происхождения, — это ограничения и запреты на всякую работу и человеческую деятельность вообще. Запрет работать, вообще-то и составляющий суть праздничного времени, был строже или мягче в зависимости от того, насколько почитался праздник, и от особенностей местной традиции. Рождество Христово — казалось бы, куда важнее! — но в некоторых местах запрещалось работать только в его канун, Рождественский сочельник, а в сам день Рождества позволительно было убирать за скотом, делать домашние работы. А вот на Пасху почти по всей России запрещались любые виды работ: нельзя было топить печь (поэтому все пасхальные блюда готовили заранее), нельзя было что-либо делать руками (поэтому столь популярные пасхальные качели мужчины также строили заранее, обычно в начале Страстной недели). Пожалуй, единственным исключением были общественные работы, которые иногда дозволялись: в это время сообща ремонтировали дороги или пахали и сеяли на вдов и сирот.
В России, на Украине и в Белоруссии квинтэссенцией праздничного «ничегонеделания» стало Благовещение (7 апреля): нельзя было не только работать, но даже причесываться, готовить, носить воду, мыть или стирать. Говорили, что в этот день «птица гнезда не вьет и девка косы не плетет». Сам этот праздник, светлый и радостный в христианской традиции, в народном календаре приобрел черты мифологического существа, едва ли не демона, от которого исходила опасность. На севере России о Благовещении говорили: «Его не как праздник отмечают, его опасаются. В этот день овец не стри1ут, первой день на работу не выходят, коров не выпускают». А на Украине рассказывали: «Он [праздник] такой, что может наказать; на него нельзя работать». Благовещение считалось днем несчастий, ссор, скандалов и недоразумений, в том числе и чисто житейских. Поэтому люди старались провести Благовещение в покое, не покидая дома, в тишине и бездействии.