Знание-сила, 2004 № 01 (919)

И правовой нигилизм, и презрение к доносительству — мощные психологические установки старшего поколения; наши дети, конечно, умнее, образованнее, свободнее, раскованнее, чем мы были в их возрасте, но они все-таки остаются нашими детьми. Слухи о том, что они теперь "совсем другие", как выясняется, сильно преувеличены. Но дело совсем не только в наших родительских педагогических успехах.

Их недоверие к самой идее государства и права в такой же, если не в большей степени объясняется нынешним состоянием и государства, и права. Конечно, откровенного людоедства времен сталинского террора нет, но есть ли реальные основания заподозрить наше государство в повышенном человеколюбии, а нашу правоохранительную систему в бескорыстном и верном служении закону?

Но тогда складывается порочный круг: даже когда Дума принимает действительно хорошие законы — а это случается, и даже нс так уж редко, — кто будет их выполнять? Государство нс слишком к этому склонно, но ведь и граждане, в свою очередь, такой склонности вовсе не проявляют. И на уровне подсознания застрявшие комплексы и идеологемы формируют поведение, ориентированное не на закон, а на так называемое обычное право, то есть на традиции и нормы, из поколения в поколение передаваемые изустно. Обычное право все больше расходится с кодифицированным.

Однако были исследования, научная дотошность которых, кажется, сводит к минимуму влияние всяческих идеологем и мифологем. Авторы одного из них пытались воссоздать образ обычного сельского священника. Не герой и не подлец, точнее, в некоторых обстоятельствах — почти подлец, в некоторых — почти герой. Бабник, обладавший неплохим стилем и единственным в селе велосипедом. Нынче, в отличие от предыдущей эпохи, о священниках принято писать исключительно как о святых людях, жертвах террора безбожной власти, и такие, конечно, были. Но были и другие. Ребята из новокурлакской школы не поддались соблазну сделать этого сельского священника героем, они не впали и в противоположную крайность, не приняли позиции своих предшественников, видевших в том же священнике только своего классового врага.

Думаю, нужно было определенное интеллектуальное мужество, чтобы увидеть его таким, каким он был.

Вот эта их непредвзятость, их честное внимание к мелочам, деталям, контексту — все это сделало портрет объемным, психологически достаточно сложным, исторически довольно точным.

Может быть, именно такой подход и может разорвать порочный круг?

Может, и в этом смысл конкурса, залегающий глубже других, но, возможно, он-то и есть самый главный?

Ирина Прусс

Ильсия Шакурова. ученица 10 класса школы № 39, г. Казань

Шакур Рахимов - король конокрадов?

Моя бабушка всегда с таким уважением, почтением и некоторой гордостью говорит: "Шакур-абзы — наш кода (сват. — Прим. авт.)". Вместе с этим бабушка говорит: "Они же банда! Они же были вооружены! У них все было так налажено, что комар носа не подточит. Документы, деньги, подкуп чиновников, продажа племенных лошадей в Сибири - все всегда было безупречно".

Через столько лет молва о нем не стихает. В Кабииком районе республики Татарстан, где находится деревня Чутеево, ежегодно в первых числах июня проводится сабантуй, посвященный памяти Шакура. Там главный приз присуждается победителю конных скачек.

Я решила сама разобраться в этой легендарной личности.

"Конокрадство как профессия передавалось по наследству отдела к отцу, от отца к сыну". Наш прадед, Садак хаджи, неоднократно пытался наставить Шакура на путь правоверного мусульманина. Но ответ звучал приблизительно так: "Дело, унаследованное мной, нельзя прекратить в один день, что суждено, то и будет. За все должна быть расплата". Не знал он тогда, что расплата может оказаться столь суровой и необоснованной.

В январе 1922 года в республике голодали 2,4 миллиона человек. Были случаи трупо- и людоедства. К этому же году относится и дело, с которым я работаю.

В своем очерке из зала суда корреспондент К. Т-ин даст такую характеристику Шакуру Рахимову: "Если верить тому, что о себе говорит Шакур, то перед зрителем встает образ деревенского благодетеля, друга бедняков, какого-то крестьянского Соломона, к которому односельчане прибегают во всех нужных случаях как к мудреиу.."

Моя бабушка любит рассказывать: "Несмотря на засуху, продразверстку и голод, невспаханных, незасеянных полей в округе не осталось. Не все люди могли себя обеспечить семенным зерном. Шакур никому не отказывал: давал зерно и лошадей на время посевной".

"Шакур заходил в бедные дома, интересоватся житьем-бытьем и уходил, ничего не говоря. А утром под дверями тех домов, которые обошел накануне Шакур-абзы, находили кто один, кто два, кто три пуда зерна. За всю жизнь ни одного человека не обидел".

"В своей округе Шакур пользовался большим авторитетом. Его банда, а насчитывались в ней десятки человек, никогда не крала у бедных".