Знание-сила, 2004 № 01 (919)

Как это ни пошло, но писались доносы за продукты (народ все время недоедал), за деньги (обычно маленькие, но "на халяву" же!), за льготы (помощь при получении квартиры, например), за карьерный рост (место репрессированного доставалось следующему по должности, а им, как бы случайно, оказывается карьерист-стукач), за помощь в защите диссертации, за освобождение из-под ареста и так до бесконечности. С этим более или менее понятно.

Но остается непонятной безразмерность подлости людей, способных из мести или зависти 1убить человека, причем таким низким способом. Даже милиционеры, образцы для подражания, не гнушались подобным. Милиционер М-ко, поссорившись с милиционером Ш-овым, пишет на друга донос,что Ш-ов незаконно присвоил себе половики. А Ш-ов пишет донос на противника. Что говорить о пьянице, который мстил всем, кто не давал денег, чтобы опохмелиться. А завистливые подружки, обделенные мужским вниманием, донесшие на соседку, что она сожительствовала с известным разоблаченным троцкистом?! Все это не поддается объяснению, но существовало на самом деле.

Некоторые доносы представляют собой причудливый симбиоз из различных типов. Очень часто люди среди красивых фраз, среди излияний бескорыстной преданности "делу строительства социализма" и "выявления врагов" как бы невзначай выставляли определенное требование за услугу. Например: "Когда меня и мою семью пошлют лечиться на берег Крыма?"

По мнению Т.Д. Дерибаса (начальника ОГПУ), под постоянным наблюдением органов должно было находиться более 2 миллионов человек. А по его расчетам, "для самого элементарного освещения" следовало иметь от 16 до 17,5 тысяч осведомителей, хотя он тут же замечает, что этого количества крайне недостаточно. У нормального человека доносы вызовут гнев и желание отомстить стукачу. Советская власть поспешила обезопасить доносчиков: работа осведомителей засекречивалась. Нельзя было ни в коем случае на бюро райкома, среди ответственных коммунистов касаться подробностей состояния осведомительской сети.

Начинается кампания коллективизации и раскулачивания, и у власти стали появляться сведения о том, что кулак Ш-ов сеял 28 десятин, а снял по 50 пудов с десятины, хотя сдавал он по 18 пудов с десятины. Донесение на соседа-кулака, скрывавшего излишки хлеба, давало доносчику по закону 25% конфискованного имущества. В то время разоблачались по ложным доносам целые "банды" кулаков.

Чистка партии на местах выражается в увеличении количества доносов. Каждый донос приобретает кровавый оттенок. Например, гражданка Мария Федоровна пишет о разговоре с женой Б-ина, в котором она, как подруге, наверное, доверила секрет, что ее муж в прошлом зажиточный и имел два дома и что его отца раскулачили. Интересно, Мария Федоровна понимала, под какой удар она подводила семью Б-иных, или нет? Если понимала, то она просто хладнокровный убийца.

Компромат считался хорошим, если на суде для подсудимого он оказывался неожиданностью — будь то грязные деревенские слухи о какой-нибудь половой связи (дело 395), воровство колхозной картошки (дело 378) или дружественные отношения с кулаком.

О "пяти колосках", как ни парадоксально, стали больше всего доносить дети. Пионерское движение только поощряло эго, создавая особых дозорных отряда, поставленных на каждом поле и следящих за колхозным добром. Самых талантливых доносчиков посылали в "Артек", и доверчивые ребята толпой бежали рассказать "дядям", что такой-то человек унес столько-то зерен.

Началась Вторая мировая война, и стали создаваться специальные сети, как липкая паутина, опутавшие все особо важные объекты. Таким объектом являлся Челябинский тракторный завод.

Информаторская сеть была довольно сложна в управлении, а руководил ею райком, независимо от начальства завода, что ставило начальство в уязвимое положение. В райкоме был создан специальный отдел, занимающийся обработкой доносов. Райком реагировал на доносы довольно оперативно: нам не встретился в архиве ни один документ, не просмотренный в течение хотя бы недели со дня написания. Информаторы присутствовали в каждом цехе ЧТЗ, иногда даже по нескольку в одном. Секретарь райкома постоянно отчитывался перед горкомом и отправлял отчеты в обком.

На заводе среди всей массы осведомителей были выделены особо отличившиеся в доносительстве и ответственные информаторы, у которых были свои задачи, организационные: взять под свое начальство всех осведомителей завода. Они собирали поступающие сведения, анализировали, сортировали их, проверяли и ежедневно направляли в райком.

Главное для политинформаторов — своевременно сообщить о фактах контрреволюционной деятельности вражеских элементов, об авариях на заводе и о настроениях рабочих. Партинформатор Гоина сообщала, что есть разговоры о том, что в Ленинграде люди умирают от голода и что сторож Манюк высмеивал евреев. Под антисоветские разговоры могли попасть и возмущения неполадками в столовой, а под злонамеренную диверсию — въезд грузовой машины в провал.