Знание-сила, 2005 № 04 (934)

70-е — эпоха "интеллигентская" еще и потому, что на редкость "литературная", "книжная". Читали жадно, читали всё, читали "толстые" журналы, подписные издания, книги с "черного рынка" и со старых чердаков, самиздат и тамиздат, читали до утра, читали между строк. Книги собирали, книги привозили из глухих медвежьих углов и из-за границы, книги перепечатывали на машинке и переписывали от руки. И взахлеб обсуждали прочитанное ночами на кухнях. В каком- то смысле, при всей обостренной ценности книги, она ценилась совсем не в первую очередь ради себя самой. Книга была образом свободы, самым верным путем к ней, самим ее воплощением. "Мы упивались книгами, как наркотиком, — вспоминала одна из участниц семинара, Ирина Уварова, — уходя в знание и думая, что таким образом мы вырвемся отсюда". Конечно, читали не только интеллигенты. Но интеллигенты задавали известный тонус отношения и к книгам, и к тому, что из них можно было вычитать, — к "культуре". Как жестковато выразился Илья Кукулин, "абсолютизация" культуры и культурных ценностей, которая была очень значима для интеллигентов 70-х, несомненно, влияла на общество в целом, включая тех самых простых рабочих, которые не любили диссидентов или вовсе ничего о них не знали.

Андрей Тарковский

Поэтому семинар интеллигентов- интеллектуалов по 70-м годам едва ли не в первую очередь стал их отчетом самим себе и своей аудитории в историческом опыте своей — по-моему, совершенно неповторимой — социальной группы. Между участниками возникли довольно острые споры: имеет ли смысл говорить о двух культурах 70-х годов — подцензурной и неподцензурной, официальной и неофициальной (как делал Кирилл Рогов) — или все же об одной (как предложил попытаться Андрей Зорин)? А может, их было много (Илья Кукулин)? Чем тогда эти культуры сходны и насколько различны, чем они обязаны друг другу? И вообще — обратил внимание социолог, директор Франко-российского центра по общественным наукам Алексей Берелович, — стоит ли искать специфику 70-х годов прежде всего в истории культуры? Отчего бы не принять во внимание изменения во множестве других вещей: в торговле, в характере потребления, в стиле поведения?.. Ну, направление поисков, кажется, вполне определялось профессиональным составом участников: пришли бы экономисты и рассказали бы про производство и потребление, а историки культуры, естественно, говорили о том, что они лучше всего знают. Внутренний же нерв споров, похоже, определялся основным, выговоренным или нет беспокойством: каково было место интеллигенции в истории тех лет?

А интеллигенция, между прочим, действительно имела весьма серьезное влияние на умы и души своих читающих и думающих современников, из которых далеко не все зарабатывали на жизнь умственным трудом. Скорее всего, такого больше не будет, и сами представители интеллигенции понимают это, как, может быть, никто другой.

Ведущий семинара Андрей Зорин (РГГУ) выдвинул предположение, вполне возможно, небесспорное, но, вне всякого сомнения, очень характерное, — об исключительной роли научно-технической интеллигенции в судьбе советского общества. В ее зарождении, расцвете и гибели Зорин рискнул увидеть ни больше ни меньше как "центр всей позднесоветской истории". Этот слой был создан искусственно, при Сталине, с целью обслуживания советской военной, прежде всего ядерной промышленности, "никакого другого, внеэкономического происхождения у него нет". Чтобы он эту промышленность хорошо обслуживал, его надо было хорошо оплачивать. А кроме того, предоставить ему определенную культурную и интеллектуальную автономию. И вот эти люди — по некоторым подсчетам, десятки миллионов! — стали своего рода советским "средним классом": с достаточно надежным статусом, с определенными стандартами потребления, достигнутыми как раз к 70-м. Каждый знал, сколько лет он должен отработать, чтобы купить машину, кооперативную квартиру, садовый участок... И отрабатывали, и приобретали: но вместо благодарности и преданности система-благодетельница получила в ответ нечто совсем другое. Именно в этой среде смотрели Тарковского, читали Бродского, устраивали выставки и концерты в закрытых КБ и НИИ. Именно на эту аудиторию работала вся гуманитарная интеллигенция — создательница вольнолюбивых идей, именно на этой почве они отлично прививались и пускались в рост. Именно эта социальная фуппа противопоставила себя советской системе, именно она, утверждал докладчик, сломала ей хребет, чтобы первой же погибнуть под ее обломками.

Иосиф Бродский

Король Лир в степи: советский человек в поисках универсального

Советский человек 70-х был просто на редкость укоренен и устроен в своей повседневности. И лишь кажется парадоксом, что одной из самых устойчивых в искусстве тех лет была метафора "вышибленности" человека из конкретных условий его существования.