Знание-сила, 2005 № 09 (939)

Герберштейн, описывая брачные обычаи русских, утверждал, что "любовь супругов по большей части холодна, преимущественно у благородных и знатных, потому что они женятся на девушках, которых никогда прежде не видали, а потом, занятые службой князя, принуждены оставлять их, оскверняя себя гнусным распутством на стороне". Митрополит Даниил, сочиняя наказ своей пастве, обращается по поводу блуда именно к представителям знати: "И вельможи, и воеводы, и прочие воины, никого не обижайте, своими доходами и оброками удовлетворяйтесь, жен своих любите и не желайте чужих, и не говорите, что его жена добролепна, благопокорна, художественна, любомудрена, моя же не хороша, но безумна и ненавистна мне есть".

В челобитной, поданной на имя Грозного, дворянин Иван Пересветов старается убедить царя, что именно ленивые вельможи, боящиеся за свое богатство и жизнь, стали причиной гибели Византии и несут такой же вред его царству. Любопытно свидетельство Герберштейна, что "знатные люди чтят праздники тем, что после обедни бражничают и надевают пышную одежду; простой народ, слуги и рабы большею частью работают, говоря, что праздновать и пользоваться досугом—дело господ".

Обращает на себя внимание несомненный факт, что праздность и страсть к стяжанию непосредственно связаны с образом жизни русской знати. Еще точнее — с общей атмосферой, которая сложилась в это время.

Яркое описание деятельности служащих приказов оставил немецкий авантюрист Генрих Штаден. По его словам, практически все приказные управленцы живут за счет взяток, мошенничества и воровства, поставив это лихоимство на широкую ногу. Вот характерный случай с наместником Каргополя, который приводит Штаден. Этот наместник грабил все Поморье, пресекая все попытки населения жаловаться на него великому князю.

Страсть к стяжанию оказалась связана не только с новыми возможностями и ослаблением контроля над конкретными чиновниками. Среди ее причин можно назвать нестабильность положения знати. Ее становилось все больше, а богатой крестьянами землицы все меньше, да и та земля уже не гарантировала высокого общественного положения и личной безопасности. Более существенными становятся такие факторы, как близость к великому князю или наличие денег. Тот же Штаден отмечал, что без денег либо защиты важных лиц совершенно невозможно выиграть судебный процесс или добиться каких-либо выгод. Деньги и для знати, и для посадского населения становятся элементарным средством выживания. Но и, имея их, мечтать о стабильности не приходилось — церковь и светские власти буквально поражены страстью к стяжанию. Не зря митрополит Даниил называет зависть одним из худших грехов.

И все же нестабильность и страсть к стяжанию не объясняют факта, почему именно содомия стала столь актуальна для русского общества XVI века. Вполне вероятно, что число содомитов, сребролюбцев, завистников и пьяниц было вовсе не так велико, как это представляется нам по источникам. Может быть, не больше, чем, например, в XV или XVII веке. Но внимания к ним было гораздо больше, чем прежде и позже. Почему?

Внимание к содомии увеличилось в связи с тем, что русское государство становится последним православным царством. Афонский монах Максим Грек, живущий в России, восклицает в слове о промысле Божьем: "Где пресловутые царства древних языков, ассирийцев, вавилонян, персов, македонян, греков, римлян? Не все ли они истреблены из-за их неправды, блуда и гордыни? Познаем и мы себя, отступим от всякой злобы, неправды, лихоимства, гордости сатанинской, блуда содомского и гоморрского, очистим вверенную нам от всех Бога и Владыки благоверную эту державу".

И еще важный аспект. Считается, что человек создан по образу и подобию Божию. В таком случае извращения — это издевательство над телом Бога, оскорбление его образа.

Что же, кроме содомии, изобличало человека "языческого" обычая? Непримиримый борец с грехами обращается к библейскому тексту: "Господь заповедь рек: научитесь от Меня, как я кроток быть и смирен сердцем, и обретете покой душам вашим" (Мф. XI, 29). "Ты же, — обличает Даниил читателя, — нимало этой заповеди хочешь научиться, но и не внимаешь и еще сильнее гордишься, и превозносишься, рыкаешь, как лев, и лукавствуешь, как бес, и на диавольские позорища течешь, как свинопас". К этому митрополит прибавляет, что грешники, угождая блудницам, изменяют одежды, походку, сапоги надевают красные и скачут, не заботясь о целомудренном и смиренном житии. Волосы же не только бритвою срезают, но и щипцами из корней выдергивают, женам позавидовав, мужское свое лицо на женское меняют. "Или весь хочешь жена быть? — восклицает митрополит. — О, помрачение сластей плотских! О, безумие конечное! Да если муж и не хочешь жена быть, почто бороду бреешь и волосы щипать и из корней исторгать не срамишься?"

Образ жизни знати был чрезвычайно далек от того идеала, который проповедовали лучшие представители церкви. Действительно, пиры, стяжание и демонстрация собственного богатства, выпячивание своей родословной — все это весьма характерно для этого социального слоя.