Тем сильнее смущали воображение афинян слухи о том, что где-то в Азии лежит царство женщин. «Эмансипированные» амазонки умели постоять за себя с оружием в руках. Говоря об амазонках, античные авторы неизменно подчеркивают их беспримерную отвагу и военную доблесть. В Римской империи высшей похвалой для воина считалось сказать ему, что он «сражался как амазонка». По словам римского историка Диона Кассия, когда полубезумный император Коммод выступал на арене Колизея в качестве гладиатора, сражаясь то со зверями, то с людьми, все зрители обязаны были приветствовать его криками: «Ты — властелин мира! В славе своей подобен ты амазонкам!»
Девы-воительницы были достойны сих слов. Их хладнокровие вошло в легенду: преследуемые врагами, они без промаха поражали их из лука, полуобернувшись в седле. Особенно же ловко они умели обращаться с двойной секирой. Это острое, как бритва, оружие, а также легонький серповидный шит стали неизменными атрибутами амазонок на любых изображениях.
Еще удивительнее был их образ жизни. В племени черноморских амазонок не было места мужчинам. Ливийские амазонки держали мужчин в рабстве; эти «говорящие орудия» убирали в доме, присматривали за детьми, да наравне с вьючными животными носили тяжести.
А дети? Как появлялись они?
Раз в год, по весне, когда все цветет и жаждет плодиться, амазонки отправлялись на охоту за мужчинами. «Наловив» себе пригожих, пышущих здоровьем пленников, они два месяца пировали с ними.
А потом и появлялись дети. Если это были мальчики, их в лучшем случае отсылали к отцам. Дочерей же отпаивали молоком кобылиц, а когда они подрастали, учили стрелять из лука и сражаться в бою.
Война с амазонками, очевидно, не только война с чужим народом и за чужую землю, но прежде всего «война полов». Лучший пример тому — история самой знаменитой амазонки — Пентесилеи.
В новейшей европейской литературе она — героиня одноименной пьесы немецкого драматурга Генриха Клейста, написанной в 1808 году. Мир античности был для Клейста миром роковых, кошмарных страстей, в нем царили жестокость и безумие. Лейтмотив пьесы точно передан монологом амазонской царицы:
Эта сцена — поклонение красивому юноше и его убийство, напоминает сцены, что разыгрывались в Малой Азии в античные времена.
... С рассвета толпы богомольцев шли в заповедный лес, где высился храм Великой матери богов — Кибелы. Именно с ее именем связаны самые жуткие и кровавые оргии. Лилась кровь жертвенных животных; мелькали бичи, рассекавшие спины богомольцев; гудели тимпаны; раздавались звуки рогов. Сотни людей кричали, прыгали, бичевали себя. Воздух был наполнен болью и кровью.
«Аттис! Атгис! — кричали жрецы. — Возлюбленный великой Кибелы! Приди, услади распаленное чрево богини!» На середину поляны выводили нескольких юношей. В их руках были ножи. Сбросив белые, непорочные одежды, они отсекали свои детородные органы. Под крики безумной толпы храбрецов уносили в храм.
Впоследствии культ Кибелы вводится в Риме. В ее честь устраивают пышные празднества, ибо она приносит плодородие, защищает города, дарует богатство стране. Ее называют Великой матерью богов. У этой богини страшный лик. Каждый год 24 марта отмечают «Кровавый день». В этот день жрецы Кибелы, впадая в транс, устраивали пляски, раздирали себе тело черепками посуды, орошая кровью лик Великой матери и ее алтарь. В этот день каменные изваяния Кибелы были залиты кровью с ног до головы. Кровь струилась по земле, лилась по телам изувеченных жрецов. «О Мать Кибела, породившая богов! Даруй нам благо и счастье! Даруй нам жизнь!» Под эти монотонные крики поклонники богини оскопляли себя, изничтожая презренную плоть.
В день празднества было опасно попадаться на глаза жрецам Кибелы — скопцам, одетым в женские платья, и безумствующим жрицам — менадам. Они могли растерзать любого, кто не слишком старательно поклонялся Кибеле; они набрасывались на мужчин, овладевая ими, а то — прямо как воительницы-амазонки — рыскали по лесу и убивали случайных путников. Воистину, эти женщины и полужен шины были страшны как амазонки.