Знание-сила, 2006 № 01 (943)

Собственно, типичный "знаниесильский" персонаж: обитатель пограничных культурных областей, смысловых перекрестков и переходов. "Разрашиватель" их в полноценные культурные области. Пожалуй что, даже их создатель.

Я же говорю, если бы Глазычева не было в журнале, его из-под земли стоило бы достать, — придумать, в конце концов! Потому что главная тема "Знание — силы" ее лучших лет, на которой держатся, из которой следуют все прочие темы, — это чувство связи разных областей бытия друг с другом и всего бытия в целом — с человеком. "Популяризация", то есть перевод на общечеловеческий язык событий и достижений науки, примерно с середины шестидесятых воспринималась здесь как один из способов дать читателю, в какой бы области этот читатель ни оказался специалистом, эту связь увидеть. Помочь ему понять, что к сфере его заняти й любая другая может иметь непосредственное отношение, что она способна стать для нее источником смыслов. По аналогии с "воспитанием пространства" это стоило бы назвать воспитанием цельности.

Что же касается смиренного автора этих строк, то и он, то есть я, имеет основания назвать Вячеслава Глазычева одним из истоков собственной личности. Начиная с читанной в пятнадцать лет статьи о "переживании ойкумены". Если бы не он, я бы, очень может быть, ничего здесь и не написала...

Вячеслав Глазычев

Журнал в моей жизни

Домик "Знание — силы" в Кожевниках очень симпатичен, но для меня журнал, вернее, его редакция ассоциируется, конечно же, с подвалом на Самотеке- Ему полагалось быть безобразным, да он таким и был, но в памяти осталось ощущение приподнятости настроения при каждом там появлении- Там была атмосфера Общей доброжелательности, в достаточной мере сдобренной иронией, чтобы не впадать уж в полную благость. Все началось с почти случайной статьи, и журнал опубликовал некое количество моих текстов, среди которых была пара таких, какие нельзя было напечатать более нигде. Тем не менее для меня журнал стал в первую очередь местом, где мне позволили за казенный счет удовлетворять свои амбиции в графическом дизайне, да еще и платили за это по тем временам вполне приличные деньги.

Между редакторами и художниками отношения всегда были слегка напряженные. Нет, стилистических претензий со стороны редакторов я не помню — проблемы были неизбежны по сугубо технологическим причинам. В ту, докомпьютерную пору расчет объема текста мог быть лишь приблизительным. Не выпуская из руки логарифмическую линейку (кто помнит этот инструмент?), я старался изо всех сил, а незабвенный Эстрин перепроверял на арифмометре (кто помнит старый добрый "Феликс"?), но сократить погрешность в три-пять процентов не удавалось. Эскиз макета утверждался еще до прихода гранок (кто помнит фанки?), и, разумеется, художник номера был готов драться за его структуру до (почти) последней капли крови. Но ведь были еще и авторы, иные из которых все норовили что-то еще добавить. И еще сами редакторы, из коих почти все правили статьи до последнего момента. Утаскиваешь домой фанки, расклеиваешь по разворотам — везде "хвосты". Придешь этак к Подольному, бочком протиснешься мимо стола Левитина и бодрым голосом скажешь: "Роман, с тебя 32 строки". Тут же развернешься к визави и: "А с тебя, Карл, всего 84" — и бегом прочь, пока не побили.

Некая добавочная сложность была в том, что, в отличие от художниц, которые оформляли номера попеременно со мной, я-то имел некую редакторскую квалификацию и мог доказывать, что без того или иного абзаца обойтись можно. Когда на меня уж очень рычали, приходилось сесть и самому выщипывать по словечку или по два, чтобы в сумме ужать концы абзацев. Надо отдать всем должное: в общем-то, меня все же терпели.

Так уж вышло, что вдохновленные Юрием Соболевым, мы с Витей Брелем пустились во все тяжкие, интенсивно печатая абстрактные композиции и выстраивая отечественный вариант символического поп-арта из подручных материалов. Долго не могли понять, каким образом "классовые враги" творили сложно наложенные изображения (о компьютерной верстке мы еще не слыхали), и Виктор изобрел-таки собственный трюк. Он догадался проецировать картинки на экран с двух проекторов и снимать результат своим роскошным "хассельбладом" — получалось не хуже. В самом первом своем макете мне приспичило, чтобы текст обтекал сложную кривую — видел такое в журнале "Vogue". Вот уж охота пуще неволи: пришлось нарезать строчки верстки лапшой и с помощью пинцета выклеивать их по одной — как сейчас помню, их было 82 штуки. Получилось.