Знание-сила, 2006 № 01 (943)

Но и это еще не все. Как-то очень неожиданно смотрелся электрический самовар на полу, в котором варилась уха, сильный рыбный запах, приправленный перцем и лавровым листом, не оставлял никаких сомнений на этот счет, а молодой человек, чистивший рядом с самоваром свежую, еще трепещущую рыбу и насвистывающий незатейливый веселый мотивчик, приводил к мысли, что приготовление ухи в самоваре из рыбы, только что наловленной шофером Юрой, — дело обычное, будничное и даже вполне естественное для редакции. И что самое смешное, так, безусловно, и было. Собака вызывала сострадание, ее кормили, ласкали и старались пристроить щенков, а уха — вообще прекрасная вещь, поесть ушицы среди трудового дня — что же может быть лучше, тем более что никаких кафе-закусочных рядом нет, а знаниесильская команда в шесть никогда не уходит, а сидит до ночи в свое удовольствие с авторами, которые друзья — с Натаном Эйдельманом, Володей Кобриным, Сережей Мейеном, разве всех перечтешь! — как раз и идут сюда после работы или за шахматами, или скрэйблом, а иногда кое-кто здесь и заночует, благо из кресел вполне получается хороший мягкий диван.

Наша Нина все это знала. Именно она растила и пестовала своих птенцов (независимо от возраста) так, чтобы им жилось привольно (не скажу — свободно), бесконечно оберегая от окриков, одергиваний и взысканий всякого рода начальства, принимая все на себя и восставая, рискуя подчас не только партбилетом, но собственной свободой. Но можно ли объяснить некоторую нашу странность французу? И даже не потому, что он считал нормой советскую жизнь (которую, кстати, вряд ли представлял), наша же редакционная под эту норму явно не подходила, а потому, что цивилизованная Франция не только далеко ушла от цехового средневековья, но и забыла о нем. И наш совершенно спасительный для нас образ жизни вряд ли мог быть понят сегодняшним французом.

Мы вдруг страшно застеснялись своей собаки, самовара с ухой, тесноты, дружеских посиделок и даже нашей веселости, которая, быть может, покажется легкомыслием, словом, застеснялись несовместимости своей с журналом. Она вдруг стала казаться настолько ощутимой, что, вероятно, именно она и заставила отказаться от встречи с французом.

Однако вслух никто ничего не сказал, а Женя, на чье усмотрение, по словам Нины, и должно было произойти все дальнейшее, сел в машину и помчался с ветерком встречаться с французским издателем. Они безумолку говорили, ели, пили, ездили по городу — Женя старался изо всех сил показать красавицу-столицу, но француз был непреклонен, он и в хмеле своем твердил о мсье Филиппов и редакции, и Цветков к ночи сдался. Он подкатил к жилому девятиэтажному дому на Втором Волконском, чей тесный подвал мы занимали, и сказал: "Вот, вот тебе редакция, видишь?" "Да?! — сказал француз. — Это такой небольшой дом вы занимаете? Как же вы размещаетесь?"

Тут Цветков не выдержал и заплакал.

Кожевническая. 19

Когда художника загоняют в угол — он начинает рисовать науку.

Разговор этот состоялся во многом не благодаря, а вопреки. Вопреки намерению опросить и расспросить хотя бы немногих из тех художников, которые принимали участие в оформлении нашего журнала в 60-х годах. Занимаясь поисками этих уже знаменитых людей, мы терпели фиаско — слишком много времени прошло, и многое переменилось. Одни далече, другие слишком заняты... Однако вскоре выяснилось, что есть человек, сам непосредственно не принимавший участие в оформлении журнала в те годы, но хорошо и близко знающий этих людей.

Это — известный художник Борис Жутовский. Дух тех времен вспоминал и давал свидетельские показания в мастерской Жутовского также главный редактор журнала Григорий Зеленко.

Ну а постоянные ностальгические слова двух патриархов: "Ну, в наши-то времена было...", "Вам- то легко сейчас..." — выслушивал Никита Максимов.

Рисовать науку

Разговор в редакции был посвящен оформлению журнала

Б. Жутовский

Н. Максимов: Позвольте на правах самого молодого участника нашей беседы начать разговор и наивно поинтересоваться: список художников, работавших в середине 60-х годов в журнале, выглядит очень солидно. С чего бы это вдруг не в самом "престижном" журнале собралась такая компания?

Б. Жутовский: Прямой ответ на ваш вопрос должен быть, наверное, размыслительным, а не категоричным. Вся литература, а тем более вся публицистика, была тогда под колпаком у партии, и главный редактор любого издания был просто ходок, борец и интриган. Один из главных людей, которых я запомнил в этом качестве, была Гришина предшественница (Нина Сергеевна Филиппова. — Н.М.), которая была умна, хитра и достойна. И ей цены не было, как она изворачивалась для того, чтобы журнал существовал. В те времена выпуск издания был сплошной идеологией и доглядом.