Знание-сила, 2006 № 04 (946)

Не изменился (чуть сгладился) главный парадокс этого опроса: подавляющее большинство опрошенных согласилось с двумя противоположными по смыслу утверждениями: как с тем, что россияне "стали другими" по сравнению с людьми Запада, и с тем, что они "не отличаются" от жителей других стран. Как это понять?

Вероятно, эти позиции находятся в разных смысловых плоскостях и потому не пересекаются в массовом сознании.

Утверждение, что "люди стали неисправимо другими" — универсальное оправдание неумения и нежелания двигаться в сторону более цивилизованного существования, объяснение неудач демократических экспериментов и прикрытие новейших ретроградных тенденций. Все доводы в пользу такой позиции были достаточно полно выражены в прежних опросах, результаты которых выявили эту самоуничижительную (и одновременно самооправдывающую) формулу человека-"совка".

А представление о том, что наши люди "не отличаются" от других, относится скорее к плоскости надежд и устремлений, в том числе и многократно подтвержденной исследованиями установке на то, чтобы "жить как все", "не хуже других". Некоторое "мирное сосуществование" различных и имеющих каждая свою логику, свои функции плоскостей обеспечивает человеку гибкость, способность приспосабливаться к неоднозначной ситуации.

И еще одно сочетание противоречивых позиций: из числа согласных с тем, что у нас люди привыкли относиться друг другу по-свойски, не думая о выгоде" большинство (в 1994 — 65, в 2003 — 55%) считают, что люди в России не отличаются от других. Из числа несогласных — соответственно 61 и 54%. Почти так же распределились мнения склонных считать, что мы привыкли "довольствоваться самым малым" (вполне консервативный образ человека), и одновременно уверенных, что Россия пойдет по "общему пути" (чисто либеральная установка).

Эти взаимоисключающие позиции, очевидно, отнесены к разному социальному времени и потому опять-таки сочетаются, не пересекаясь. Представления об "общем пути",

равно как и об общем типе человека, относятся к некоей неопределенной перспективе (формула "рано или поздно" фактически означает "когда-нибудь в будущем"), А консервативный ("консервирующий" сложившиеся стереотипы) образ человека практически значим в повседневной социально-политической реальности. Для сравнения стоит припомнить, что в общественном мнении преобладают "правильные" установки относительно того, что врать, воровать, уклоняться от налогов вообще- то нехорошо. Но "здесь и теперь", поскольку "все" так поступают, это считается отчасти допустимым.

Действует, по-видимому, и разграничение "декларативности" и "практичности" установок. Декларативные установки служат для того, чтобы сделать действия легитимными, для оправдания поступка, практические — собственно для действия, для учета практических интересов и обстоятельств. Можно было декларировать ценности равенства, устанавливая иерархический режим. И можно утешаться концепциями собственной исключительности, стремясь к "западным" благам.

И носители консервативного образа российского человека, и сторонники либеральных позиций по большей части склонны к культурному изоляционизму, причем разница в преобладании таких настроений у тех и у других сравнительно невелика. Чуть больше четверти и "консерваторов", и "либералов" согласны с утверждением, что "России нужно активно включаться в мировую культуру, ориентироваться на западные стандарты жизни", зато почти половина — с тем, что "России нужно бороться с чуждыми русскому народу западными влияниями, возродить самобытный уклад жизни русского народа".

Резкое отрицание "чуждого" культурного влияния, как показывают исследования, доминирует в общественном мнении уже давно. В нем сходится разное: массовое "консервативное" неприятие нравственных ценностей современной цивилизации, опасения правящей элиты, что распространятся "западные" представления о политических и гражданских правах, наконец, отсутствие сложившихся рамок восприятия современной массовой культуры в разных ее проявлениях. В результате даже вполне либеральные декларации, которые не согласуются с усвоенными ценностями, меркнут и гаснут перед конкретными, осязаемыми "угрозами".

Это как раз та ситуация, в которой уверенность в существовании, допустим, болезни (или таланта, богатства, беды, счастья и т.д.) может быть важнее "реального" наличия таких обстоятельств или качеств. Массовое, да и элитарное, обоснованное идеологически и религиозно-философски, убеждение в исключительности национального характера неизменно служило оправданием косности, консервативного изоляционизма, с одной стороны, и радикального авантюризма — с другой. Концепция "особости" питала убеждение в том, что народ "все стерпит", и расчеты на то, что с ним можно "сделать все". Кроме того, ссылки на особые качества человека обычно подменяли серьезное изучение исторической, экономической, психологической, социальной природы этих качеств.