Знание-сила, 2007 № 02 (956)

Сурожане, отличались не только военной организацией, но и хорошим вооружением, в частности, арбалетами. В летописи есть рассказ, как во время осады Тохтамыша именно купец убил с кремлевской стены знатного татарина из арбалета. Видимо, сурожане организовали поставки, а потом, возможно, и производство арбалетов на Руси. В Литве, Польше и Прибалтике продажа арбалетов на Русь была строжайше запрещена. Мы можем говорить о том, что сурожане поставляли на Русь оружие. «Задонщина», рисуя битву русских с татарами, упоминает «шеломы черкасские, байданы бесерменские, кинжалы и колчары фрязские». Не случайно, что именно в это время на Руси появляются и пушки. Летописи упоминают о тюфяках и великих пушках, которые были установлены на стенах Кремля.

По словам И.Е. Забелина, в Москве в XIV веке жили не только итальянские купцы, была и колония мастеров-ремесленников. Например, до нас дошли сведения о замечательном мастере Борисе из Рима, который отлил серию колоколов для московского Кремля и для собора Святой Софии в Новгороде. Считается, что Борис возглавлял и обучил целую группу колокольных литцов, живших в Москве, обслуживавших великокняжеский и митрополичий дворы. Словом, появление корпорации итальянских гостей в Москве имело целый ряд серьезных позитивных последствий.

Но как мы помним, в 1356 году это вызвало крайнее неудовольствие хана, который, видимо, узнал о характере и последствиях сотрудничества итальянцев и московским князем. Мы не знаем, чем закончился поход Ирынчея на сурожан в Москве в 1356 году. Но на следующий год летопись сообщает, что вновь пришел посол силен (с войсками) и «велика бысть истома князем русским» (то есть тяжело им пришлось). В Орде узнали о росте сил Москвы и испугались того, что узнали. Спустя три года, в 1360 после смерти Ивана Ивановича, ярлык на великое княжение получает не юный московский князь, а нижегородско-суздальский Дмитрий Константинович. Но Москва, собрав войско, смогла заставить нижегородского князя ретироваться. Тогда же хан отнял у Москвы его «купли» Галич, Углич и Белозеро. Но и это будет через пару лет возвращено (более того, в большем объеме).

В 1371 хан решит отдать ярлык на великое княжение тверскому князю Михаилу Александровичу. Но Москва окажет этому жесткое сопротивление и закрепиться на великом княжении Михаил не сможет. И после ожесточенной борьбы 1373 года Москва заставит Тверь подписать мир, по которому за московским князем останется великое княжение.

Это была победа. Могущество было создано.

КНИЖНЫЙ МАГАЗИН

Ольга Балла

Реальность не виновата

Нэнси Рис. «Русские разговоры»: Культура и речевая повседневность эпохи перестройки.

— М.: Новое литературное обозрение, 2005,368 с.

В самом конце 1980-х Нэнси Рис, культуролог или, как это называют американцы, антрополог из университета Колгейта (США), приехала в угасавший Союз изучать «образы холодной войны» в сознании наших соотечественников. Ей посчастливилось опоздать. Она угодила как раз в разгар конца перестройки и крушения связанных с нею надежд, и оказалось, что есть предмет исследования куда интереснее и актуальнее, чем холодная война, которая к тому времени перестала занимать уже всех ее инициаторов. Русские кухни «гудели от разговоров» о происходящем. Эти разговоры еще никому на свете не приходило в голову воспринимать, а тем паче собирать как материал для антропологических исследований. Рис оказалась первой. Похоже, до сих пор и единственной.

Материалом стали разговоры российских жителей не столько друг с другом, сколько с автором — иностранной исследовательницей. Это вовсе не речевой «сор», не оговорки и проговорки, не красноречивые случайности. Есть, конечно, и такое: подслушанное в очередях, в автобусах, выхваченное из звукового потока на улице... Но главным образом это — вполне сознательно выстроенный дискурс. Даже, пожалуй, несколько напоказ.

«Русские разговоры» предстали перед исследовательским взором Рис как цельное мифоподобное образование. Вооружившись теоретическим инструментарием, взятым, прежде всего, у В.Я. Проппа с его морфологией волшебной сказки и М.М. Бахтина с его теорией речевых жанров, Рис выделяет в них устойчивые темы, приемы собирания и обработки материала, правила связывания смыслов. Объект своего исследования она конструирует направленно: «дискурсивное искусство страдания». Именно оно взято ею как чуть ли не единственный способ русского реагирования на жизнь. Остальное —то ли отсекается, то ли не замечается.