Знание-сила, 2007 № 05 (959)

Трение пространства — общая проблема стран-гигантов — обостряется периодически. В 1830—1840-х годах и Пушкин, и «безумный» Чаадаев, и даже царь Николай I считали расстояния проклятием России. Почему именно тогда? Да потому, что раньше, если не наши дистанции, то скорости движения (особенно зимой, по твердому санному пути) были те же, что «у них». А в XX веке страна отстала с устройством железных дорог, сжавших пространство в Европе. Национальный комплекс неполноценности возникал от неприятного сравнения. К XX веку этот разрыв сократили, началась эпоха русского «рельсового империализма». Теперь у России снова комплекс, и снова не так из-за самих расстояний, как из-за способов и цен их преодоления. Мы застряли в эпохе небыстрых и технически не лучших поездов.

Этот самый массовый транспорт сократил перевозки грузов за 90-е годы в 6 раз, а пассажиров — вдвое. Студент МГУ Д. Малиновский по отношению тарифов на поездки поездом между Москвой, Новосибирском, Владивостоком и центрами прочих субъектов РФ к душевому доходу их жителей в 1985 и 2001 годах (билеты потом еще не раз дорожали) выяснил, что для «богатых» москвичей страна стала ближе, а большинству провинциалов проезд в Москву стоил, по их доходам, в 1,5 — 3,5 раза дороже, чем раньше. Жителю Забайкалья и юга Дальнего Востока, чтобы навестить родню на западе России и вернуться назад, нужно было скопить два месячных дохода. Лишь для Санкт-Петербурга, Самарской области и нефтяного Приобья столица стала экономически ближе, чем в советское время.

Скоростное движение пока введено на направлениях Москва — Санкт- Петербург и Москва — центры смежных областей (экспресс-электрички). За два часа не всегда доедешь и до границы Московской области; за три — можно покрыть 200 километров до Рязани, Калуги, Твери, Владимира и лишь по Октябрьской дороге — около 300 км (Бологое). А из Парижа поезда TGV часа за три добегут в Марсель и Бордо, Лондон и Амстердам, Кельн и Франкфурт, а это 500 — 800 километров. В пятый в стране по размерам и ближайший к Москве город-миллионер Нижний Новгород (450 километров) поезд обычно идет 6 — 7 часов: ни за день обернуться, ни толком выспаться.

С консерватизмом пространства надо считаться

Что же изменилось, если изменилось, в самых главных геоурбанистических параметрах страны за истекший век? В.П. Семенов-Тян-Шанский сто лет назад предложил схему «сгущений городской жизни» Европейской России под влиянием природных и других условий. Такие сгущения он отметил в сердце Русской равнины (Москва — Нижний Новгород) и по окраинам: на переходах к Европе, к Сибири и на Балтийском и Черноморском флангах. Устойчивость этой схемы проверялась по статистике населения. И в конце XX века она оказалась практически той же самой, что в его начале. Инерция (преемственность) развития после всех сдвигов — смены столицы, распада страны — просто поразительна. Ее еще больше подчеркнуло сходство геополитической и геоэкономической ситуации, опять повысившей роль окон в мир. Только к ним, кроме Балтийского и Черноморского, и даже в первую очередь, относится теперь центральное — столичное окно.

Вывод звучит, быть может, тривиально, но все так же убедительно: с пространством России нужно считаться. Сколько над ним экспериментировали, а оно часто оказывалось сильнее экспериментаторов, даже когда у них были большие материальные средства и железная воля преобразователей-реформаторов. Порой им удавалось обмануть, обогнать, пришпорить время, пустить его вскачь хотя бы в отдельных центрах и ареалах, но все равно реформы то и дело вязли на просторах страны.

Главным средством организации нашего пространства все-таки служили и служат его городские центры. Их сети, системы от него неотделимы, они стали его ключевой частью и, можно сказать, его «делают», обладая в то же время собственными строением, логикой и инерцией. Лидеры (верхушка, элита) этих сетей проявляют склонность к сотрудничеству с равными себе. Если равных партнеров мало, а страна не изолирована, они подключаются к внешней, глобальной сети, забывая братьев меньших.

Современным антиглобалистам и националистам эти центры-иностранцы кажутся чуждыми и неправедными, каким эллинизированный Иерусалим некогда казался Христу, а европеизированный Санкт-Петербург — Достоевскому. Однако «прививками извне» такой центр страхуется от синхронных со своей страной спадов, обеспечивая запас движения, постоянной инновативности и сохраняя тем самым ростки подъема для всей страны. Без них организм был бы более однородным и монолитным, но при этом и более примитивным, менее гибким и жизнестойким.

Ирина Прусс

Страна городов

Как развивались российские города в новое, постсоветское время?