Знание-сила, 2007 № 06 (960)

График рождаемости и смертности в России в начале 90-х годов прошлого века представляет собой крест: резко падает вниз кривая рождаемости и, перечеркивая ее, столь же резко взмывает вверх кривая смертности.

Известный миф о том, как реформаторы взялись изводить на корню русский народ и довели его до депопуляции, до сих пор время от времени всплывает в общественном сознании — мне уже приходилось писать о нем . Теперь, в связи с тем, что и на самом верху озаботились демографическим здоровьем России, миф снова приобрел популярность и диктует совершенно фантастические проекты выхода из нынешнего кризиса. Наши друзья-демографы из номера в номер разоблачают этот миф и эти проекты в рубрике «Лиса» у Скептика» с завидным остроумием — но стоит, очевидно, разобраться во всем по порядку. Тем более что они же дали для этого солидный материал — недавно вышедшую монографию «Демографическая модернизация России. 1900-2000. Под редакцией Анатолия Вишневского» .

Вроде бы о многом из того, что в ней говорится, особенно о демографических событиях первой половины прошлого века, мы уже знаем: о былой многодетности традиционных семей, сменившейся одним-двумя детьми в семьях современных; о выделении из патриархальной большой многопоколенной семьи — малой нуклеарной (родители и несовершеннолетние дети); а в 1983-1984 годах тот же Анатолий Вишневский опубликовал целую серию материалов о всемирной демографической революции, главное в которой — смена одного механизма воспроизводства населения (высокая смертность/высокая рождаемость) на другой, современный (низкая смертность/низкая рождаемость). Правда, есть некоторые сомнения в том, что все это усвоено общественным сознанием, уложилось в стройную картину конкретной истории общемирового процесса хотя бы приблизительно так, как уложено в этой прекрасной книге. На мой взгляд, хорошо бы внести ее в список обязательной литературы для старшеклассников, поскольку недостаток понимания самой сути демографических процессов на наших глазах оборачивается и злобой, и деньгами бюджета, идущими явно «не по адресу». И поскольку книга дает наиболее полное и современное представление о внутреннем устройстве, закономерностях развития всей демографической сферы (семья, рождаемость, смертность). Но пока книгу эту никто нигде в обязательном порядке «не проходит», я воспользуюсь ею, чтобы хоть немного навести порядок в головах (в том числе и в своей собственной).

Группа старообрядцев, начало XX века

Даже когда читаешь в книге об известном, каждый раз натыкаешься на что-то неожиданное. Например, традиционная многодетность больших патриархальных семей: так и воображаешь себе семерых-десятерых по лавкам, старшие приглядывают за младшими, если не удалось вовремя смыться поиграть «в ножички», младшие лет до трех сидят в теплом и темном запечье. Так вот, насчет десяти по лавкам — это очень сильное преувеличение. Горячим сторонникам традиционной системы воспроизводства населения, которая предполагает высокую рождаемость, пора бы усвоить, что она предполагает одновременно и высокую смертность, в основном младенческую.

Оказывается, больше семи детей было только в 2% крестьянских семей. Ну, семеро по лавкам — тоже ничего, звучит. Но вот что пишет исследовательница Е.Бакланова: «Наиболее характерны семьи, имеющие одного- трех детей: у монастырских крестьян их 71,8%, а у помещичьих — 67,7%». Н.Пушкарева, написавшая о частной жизни русской женщины, подтверждает: «В памятниках личного происхождения можно встретить сведения о семье из пяти человек (муж, жена и трое сыновей) как многодетной («человек добр и жена его добра, только он семьист, три мальчика у него»)».

Крестьянину такое сочувствующее сожаление совершенно понятно: благоденствие крестьянского хозяйства непосредственно зависело от числа малых детей в доме. Как показал историк Б.Миронов, материальный статус крестьянской семьи менялся несколько раз за время ее существования в прямой связи с этим: пока дети малые — семья бедная; сыновья поднялись, рабочих рук в доме столько же, считай, сколько и ртов — семья поднимается до середняцкого состояния, а то и выше; сыновья заводят собственные семьи, отделяются — хозяйство снова постепенно приходит в упадок. Такая вот совсем не классовая траектория крестьянского благополучия, без всякого расслоения и классового сознания.

Луи Леннен.

Крестьянское семейство, XVII в.