Знание-сила, 2007 № 06 (960)

Или вот: всем известно, что со временем из традиционной патриархальной многопоколенной семьи постепенно выделилась современная нуклеарная (родители с несовершеннолетними детьми), и закончился этот процесс относительно недавно, полтораста, а то и сто лет назад. Патриархальная семья составляла целый мир. Статусы расписаны заранее: отец во главе стола и всех семейных дел и решений; жена его, которая трепещет перед мужем и тиранит многочисленных невесток; невестки, которые тоскуют о временах, когда были свободными девками, и ждут, когда сами встанут во главе своих невесток, а пока изнывают от тяжкого труда, бесконечных беременностей и мелко интригуют друг против друга; сыновья, время от времени поглядывающие на родителя: не пора ли, наконец, отделяться и работать на себя?

Примерно такое представление о патриархальной семье преобладало недавно и среди специалистов. И только в последние десятилетия оно было сильно поколеблено: в научный оборот вошли новые источники — списки населения для взимания налогов, церковные записи и так далее — и по ним выходило, что малая семья современного типа была прежде совсем не редкостью. Так, английский историк П. Ласлетт, изучив семейную структуру в деревнях разных стран Европы ХУ — ХШ веков, утверждает, что повсюду «нуклеарная семья с супружеским ядром решительно преобладает». Столь решительное заявление было все же оспорено, и споры между историками идут до сих пор. Но одно более не вызывает сомнений у А. Вишневского: «сам факт извечного параллельного существования малых и больших семей».

А это опять-таки, согласитесь, совсем другая историческая картина.

И много еще таких очень существенных деталей, неожиданных, хотя и логически безупречных поворотов. Это когда думаешь: как же ты сам, дурак, не догадался — только оно становится очевидным лишь после того, как тебе об этом сказали.

Мугань. Семья поселенца, начало XX века

Такой вот, например, простенький поворот о вреде лживой пропаганды для самих ее распространителей — например, о победах советского строя на ниве здравоохранения. Мы действительно добились в 20-е годы существенного падения смертности — и сами заморочили себе голову этим до такой степени, что потеряли нормальную ориентацию и опять пропустили переход к принципиально новому этапу в борьбе развитых стран за снижение смертности и продление жизни своих граждан.

Успехи были вполне реальные — «за счет общих изменений в образе жизни людей, роста их образованности и информированности, а также за счет проведения относительно дешевых, но крупномасштабных санитарно-гигиенических мероприятий по оздоровлению городской среды, массовой вакцинации населения и пр.». В результате если в 1913 году было зарегистрировано 49,8 тысяч заболеваний оспой, то в 1936 году — всего лишь 155 случаев; намного реже стали болеть дифтерией, брюшным тифом. Естественно, эти неоспоримые завоевания тут же стали пропагандистским доводом в пользу преимуществ советского строя. В 1930 году на XVI съезде вКП(б) Сталин объявил, что «смертность населения уменьшилась по сравнению с довоенным временем на 36% по общей и на 42,5% по детской линии».

Заявление это было лживым.

Через много лет добравшись до засекреченных архивов (демографическая статистика к 1930 году уже не публиковалась), соавторы монографии выяснили, что общий коэффициент смертности населения (та самая смертность «по общей линии») с 1913 года уменьшилась на 7-8, а никак не на 36%; «по детской линии» — на 27, а не на 42,5%.

Врать приходилось потому, что снижаться смертность, особенно детская, начала с первых лет прошлого века, и если бы дореволюционные темпы этого снижения сохранились, успехи были бы куда более значительными. Это раз. А два — смертность стремительно, и намного быстрее, чем в СССР, падала во всех европейских странах, какие уж тут преимущества социализма!

Вся демографическая статистика была спрятана, поймать на лжи отца народов никто не мог. Более того, извращен был порядок сбора этой статистики, и ее привели в соответствие с международной совсем недавно, да и то, как выясняется, не до конца. И сегодня по распоряжению Министерства здравоохранения (лучше бы здоровье граждан охраняли, а не репутацию государства) в больницах и Загсах детей, рожденных с весом меньше одного килограмма и проживших меньше семи дней, вообще не считают «живорожденными», тогда как в мировой практике регистрируют как живого любого младенца, независимо от веса, если он вздохнул или наблюдалась пульсация пуповины. Семь дней — срок огромный для младенца, наивысшая младенческая смертность как раз у детей первых дней жизни. А мы, получается, до сих пор не знаем истинных ее размеров. По косвенным признакам она у нас остается выше, чем во всех европейских странах.