Ученые долго выясняли, где именно находится в человеке механизм этих биологических часов, но не сильно преуспели. Сначала они пытались найти тот участок мозга, который заведует часами: тогда мозг представляли себе как собрание локальных центров, управляющих каждый какой-нибудь сложной функцией по переработке информации и выдаче соответственных команд: движением, памятью, зрением, слухом. Однако выяснилось, что у каждой такой функции свой ритм работы, свои биологические часы, и, соответственно, управление ими не может быть сосредоточено в одной точке. Американские ученые Пенелопа Льюис и Винсент Уолш так и написали: «Можно думать, что в нашем мозгу существует множество различных нейронных «часов». Измерение интервалов различной продолжительности или связанных с различными типами поведения, по-видимому, производится расположенными в разных местах и по-разному действующими нейронными сетями».
Все-таки очень хочется опереться на некую объективную основу времени. Прошлое ушло, будущее когда еще будет; реальность — это настоящее. Его-то изо всех сил и вылавливали, чтобы измерить.
Множество ученых бились над тем, чтобы выделить в потоке текущего сквозь нас времени тот единый и неделимый квант, который и можно было бы считать «настоящим». Все были согласны друг с другом в том, что такой квант существует, но оценки его длительности различались в разы: от 0,87 до двух, двенадцати секунд и даже до двух минут. Беда в том, что этот квант оказывался разным в разных ситуациях. Кадры кинопленки сливались в единое, непрерывное движение на экране при скорости 24 кадра в секунду; психологи решили было, что именно одна двадцать четвертая доля секунды и есть наше «настоящее». Но звуковой поток воспринимается (и воспроизводится) с еще большей скоростью, а стихи читают намного дольше, прежде чем чтец вынужден сделать паузу. Этот разнобой, в конце концов, и заставил смириться с идеей, что в человеческом организме работает множество «нейронных часов», и все по-разному.
Взять единую и неделимую частицу времени можно было только из человеческого восприятия, то есть проще всего было спросить об этом самого человека, но тут царил еще больший разнобой. Одни люди в принципе склонны преувеличивать интервалы времени, объективную длительность которых фиксируют часы, а другие склонны его преуменьшать. Различаются они в этом весьма значительно: один, например, считал, что минута уже прошла, через 13 секунд, другой — через 80 (эксперимент психолога Яна Эренвальда). Яснее всего такая склонность проявляется при психических заболеваниях и даже служит для их диагностики: для людей, страдающих «тоскливой депрессией», время ползет и тянется, а для маньяков — летит.
Мало этого: один и тот же человек по-разному воспринимает длительность времени в течение суток, причем относительный порядок в чередовании разных циклов восприятия возрастает с заболеванием (и тоже может служить для его диагностики). Как выяснили ученые Нижегородской медицинской академии Р.Айрапетов и С.Зимина, больные «тоскливой депрессией» дают максимальное значение индивидуальной минуты утром, с 9 до 11 часов, больные тревожной депрессией — дважды в день, в 9-11 и в 15-17 часов, а нормальные здоровые люди из контрольной группы (впрочем, как и маньяки) — когда угодно, без всяких закономерностей.
Вот вам и объективность.
Тем не менее, долго еще ученые носились с идеей (и до сих пор с ней не расстались) измерить «настоящее», единую для всех единицу длительности между «уже» и «еще», и тем самым придать биологическому и психологическому ощущению времени достоверность и объективность физических величин. Казалось: надо только подобрать «правильный» сантиметр — и из-под искажений, спровоцированных тоской или эйфорией, спешкой или ожиданием, можно будет извлечь «настоящее» таким, какое оно есть на самом деле.
Но вот вы, как психолог Джон Мэббот, сидите в темноте и слушаете шелест дождя, вдруг прерванный криком совы. Или сигналом воздушной тревоги. Поток времени для вас остается единым? Делится на «до», «во время» (крика, сирены) и «после»? О сове вы, пожалуй, забудете к концу эксперимента, о сирене воздушной тревоги — вряд ли. Деление времени на элементы, приходит к выводу Мэббот, зависит от содержания этих элементов. От того, насколько значительным было событие, наполнившее каждый из них.
Однако с этого места начинаются материи, никакого отношения к равномерному и равнодушному физическому времени не имеющие.
Сказано ключевое в нашей оценке времени слово: событие. Мы ждем события — время тащится. Мы его переживаем — и вообще не следим за временем или сожалеем, что оно стремительно убывает. Нет событий, все идет по накатанной колее — через несколько месяцев, а может, и раньше мы не вспомним, как прошли привычные дни. Тут срабатывает правило «перевертыша»: когда мы находимся внутри таких дней, без всяких событий и неожиданностей, они тянутся долго, когда вспоминаешь о них некоторое время спустя — кажется, они пронеслись, как один день (это давно отметили заключенные).